Воспоминания. Часть 24.

    Я знаю, что многие ждут продолжения моего рассказа. Даже не думала, когда начинала писать, что так много сохранилось воспоминаний в моей голове. Наверно, не буду писать так подробно обо всем. Попытаюсь обозначить  только основные события.

   И так я ждала дня, когда можно будет забрать маму из санатория. Октябрь месяц подходил к своему завершению. 31 октября позвонил муж, чтобы поздравить меня с пятилетним юбилеем нашей свадьбы:

- Как же я скучаю за вами !

- Потерпи, - прошу я мужа, - надеюсь, что скоро заберу маму, оформим  ей инвалидность, и тогда  мы  сразу вернемся домой.

- Я вас очень жду, - говорит мне муж.

 В санатории мама  должна была находиться три недели. Раз в неделю я ездила к ней в гости. На две ночи приходилось отдавать дочку свекрови. Как всегда  я выезжала поздно вечером  и уже рано утром была в Киеве, а там  добиралась знакомым маршрутом до санатория. День проводила с мамой. Если позволяла погода, то гуляли в красивом лесу. Ходили в местные магазины. Недалеко от санатория нашли небольшое кафе, где можно было спокойно посидеть и поговорить в плохую погоду обо всем на свете за чашечкой кофе, или наслаждаясь вкусным молочным коктейлем. То, что мама стала чувствовать себя хуже, я сразу не заметила. Да, и жаловаться мама не хотела.

- Просто холодно в комнате, когда открываем окно для проветривания. Может простыла я немного.

В первый свой приезд я зашла поговорить с врачом.

- Все идет нормально, никаких отклонений нет. А что же вы хотите, чтобы человек после такой сложной  и тяжелой операции сразу взял и выздоровел. Будет еще слабость у вашей мамы. Потерпите.

   После обеда мы попрощались с мамой еще на неделю. Я уезжала в Киев в сторону продуктовых магазинов, чтобы как и всегда закупить необходимые продукты, а вечером садилась в поезд и ехала домой к дочке.
Во второй мой приезд мама выглядела очень уставшей.

- Я не знаю, что со мной, - ответила мама на мой вопрос о своем самочувствие,- наверно, я устала от всех больниц, очень хочу домой. Я говорила врачу, но он как всегда, сказал, что все под контролем и беспокоиться не о чем.

  Сегодня могу честно сказать, что я тоже отнесла мамину слабость на плохое настроение, на то, что она скучает за нами, за домом. Не забила я тревогу, не почувствовала угрозу. Я как-то полностью прониклась доверием к врачам после того, как маме сделали такую сложную операцию. И, как  оказалось, напрасно. И еще признаюсь. Какая-то внутренняя сила запрещала мне даже думать о плохом. "Все хорошо, вернемся домой, маме станет легче!" - вот что крутилось у меня в голове.
   Ровно через три недели я приехала в санаторий, чтобы забрать маму домой. Нам дали необходимые  при выписке  документы, рекомендации, пожелали всего хорошего. Собрав вещи, отправились на киевский вокзал. Железнодорожные составы в дневное время почти совсем не ходили в сторону нашего города, поэтому решили сдать чемодан в камеру хранения, чтобы освободить руки, и спокойно ожидать своего поезда. Наверно, можно было бы опустить описание того, как мы провели время в зале ожидания киевского вокзала. Можно было бы, если бы не одно неприятное происшествие, вспоминая которое меня начинает колотить от бессилия и отвращения.

Ладно, по порядку. Что делает человек, ожидая своего поезда? Правильно, по необходимости можно перекусить прямо в зале ожидания, взяв бутерброды с чаем, можно погулять в хорошую погоду по магазинчикам, которые находятся в большом количестве тут же недалеко от вокзала. И так уж устроен человеческий организм, что имеет потребность время от времени справлять разного рода нужду. Да, разговор о туалетах. Извините, но не написать не могу об этом. Почему именно пишу об этом именно в этот раз, поймете дальше.

  Какое-то время, предварительно покушав в кафе, мы с мамой погуляли возле вокзала. Мама очень быстро устала, и мы решили вернуться в зал ожидания, чтобы ждать  свой поезд. Перед тем как найти свободные сидячие места в зале и сесть отдохнуть, решили отметиться в туалете. На первом этаже возле женского туалета стояла табличка.  "Извините, идет уборка, работают туалеты на втором этаже". Нам бы подождать, а мы решили подняться на второй этаж. И видимо мы были не одиноки в своем решении, потому что на втором этаже нас ждала очередь  в женский туалет - огромная длинная нескончаемая, этак в человек 50, не меньше. В этой очереди стояли и молодые, и пожилые, и старые женщины, некоторые держали за руку маленьких деток. Вонь и грязь сопровождали нас до самых кабинок, усиливаясь еще больше по мере приближения к заветной двери. Как выяснилось, на такое количество женщин работало всего два туалета. Мама пропустила меня первой зайти в кабинку под названием туалет, а правильнее бы  назвать  это заведение сральней. То, что я увидела, зайдя за дверь, иначе и не назовешь.
   Почему-то в СССР в те времена  в общественных местах устанавливали напольные унитазы. Вроде бы считалось, что они наиболее соответствуют правилам гигиены. Увы, и ах! Никакой гигиены не наблюдалось и в помине. Может быть мужчины и могли попасть в эту дыру в полу, а для женщин  это было невыполнимое задание. Короче, зайдя в эту засральню, первым желанием было выскочить наружу, потом хотелось закрыть глаза и перестать дышать. И если дышать еще получалось через раз, то закрыть глаза не могла. Была велика вероятность наступить ногами или  в говно, или  в мочу. Кое-как справившись, выбегаю наружу. Беру у мамы из рук наши дамские сумочки, которые она держала. Я не успела даже отойти от дверей, когда услышала, что за моей спиной открылась дверь туалета, и я увидела маму, которая была бледна, как стена и держалась за нос.  Я не сразу поняла, что произошло. Мама жестом попросила отдать ей сумочку,  из бокового кармашка взяла носовой платочек и приложила к носу. И только теперь я увидела, как из носа у мамы льется кровь. Мы дошли до умывальника, я намочила платочек, стала прикладывать к носу. Мама попросила отвести ее до любого сидения. Мы зашли в зал ожидания, я попросила кого-то, сидящего с краю, уступить место. Потом достала еще свой платочек. Так я бегала к умывальнику, смывала кровь  под водой и бежала назад к маме. Один платочек мы положили на нос, закинули голову, а второй держали под носом. Кто-то даже стал помогать. Кое-как общими усилиями, кровотечение мы остановили. Долго еще мама сидела, приходила в себя в душном, не проветриваемом помещении в зале ожидания киевского вокзала среди шума и суеты.
 Во всей этой ситуации осталась еще одна большая проблема. В туалет мама так и не успела сходить. Я решила спуститься на первый этаж и проверить, открыли ли там туалеты. Потом вернулась за мамой, и мы медленно двинулись к лестницам.
  После уборки туалеты первого этажа оказались чистыми, но теперь дышать было невозможно из-за огромного количества хлорки, которым заливали или засыпали эти дыры в полу. И что еще запомнила, между дырами в полу не было перегородок. Т.е. все у всех писали и какали на виду. Такое коллективное сближение  тел и душ. Полный абзац!!!
Короче, процедура на которую у нас вдвоем могло уйти минут пять от силы, мы затратили больше часа. За то какая память осталась! Так хочется прямо здесь оставить свои комментарии, но попробую сначала дописать, а потом буду высказываться.

  Утром мы вернулись домой. Какая была теплая встреча бабушки и внучки. Мы так верили, что всё плохое уже позади. Но только теперь дома до меня дошло в полной мере, что мамино самочувствие в действительности очень плохое. Я уговорила маму на следующий день подъехать в отделение ревматологии и посоветоваться с врачом, который давал нам направление на операцию.

Воспоминания. Часть 23.

      И так я в родном городе. Выхожу из здания вокзала, пристраиваюсь в длинную очередь на такси. В шесть часов утра другой транспорт в городе еще не ходит. Очередь движется очень медленно. Но через какое-то время мне повезло. В такси, которое заняли люди стоящие впереди очереди, оказалось одно место в сторону моего микрорайона. Таксист помогает мне донести чемодан, и вот я уже еду домой.
  Водитель довез меня под двери подъезда, а дальше я сама стала вскарабкиваться на пятый этаж со своими вещами. Вспомнила, как тяжело маме было каждый раз подниматься на наш самый высокий этаж. Она шла медленно-медленно, останавливаясь и отдыхая на каждом этаже, чтобы восстановить дыхание и унять биение сердца. Очень надеюсь, что после операции, маме станет намного легче преодолевать ежедневный подъем по лестницам.
  Потом вспомнила, как поднималась на пятый этаж с маленькой дочкой. Спасибо моей крошке, она всегда шла самостоятельно, очень редко просилась на руки. Если шли просто с прогулки, то проблем не было никаких. А если шли с ней с магазина или  с базара, то тут было два варианта. Первый, если дома была моя мама, то я оставляла все сумки и авоськи внизу, поднимаясь только с ребенком. Дома оставляла дочку с мамой и спускалась за продуктами. И второй, если дома никого не было, то приходилось тянуть сумки сразу, потому как оставить дома маленького ребенка одного я не могла. Получалось, что подъем был медленный, дочка шла, останавливаясь на каждой ступеньки двумя ножками, а я несла тяжелые сумки  и с нетерпением ждала, когда закончится это очередное восхождение в гору.
 Возвращаясь из поездки я решила, что лучше подняться пару раз на пятый этаж, чем таскать тяжести. Поэтому оставила сумку внизу, поднялась только с чемоданом и букетом, а потом вернулась за сумкой.
 Наконец-то я дома. С чего начать? Больше всего на свете я хотела бы отдохнуть. Лечь и спать, спать, спать. Но вспоминаю, что сегодня должна забрать дочку из садика в четыре часа дня, а до этого надо сварить, убрать, сходить в магазин. В квартире не было никого почти целый месяц. Раздев куртку, я чувствую, что очень холодно. Ну, конечно, пятый этаж, у нас находится кран на батареях. Надо срочно выпустить воздух из отопительной системы. Нахожу отвертку, беру ведро, открываю винт. С шипением и жутким запахом из системы начинает выходит грязный пар вперемешку с грязной водой. Жду пока в ведро начинает стекать горячая вода.Теперь можно кран закрывать. Бедные соседи  с нижних этажей! Они должны были мерзнуть, пока я не приехала домой.  Теперь срочно набрать  полную ванну, чтобы сесть в горячую воду, насладиться, получить блаженство от простой забытой процедуры мытья в домашних условиях. Зажигаю газовую колонку, только не подведи меня. Сколько раз в своей жизни мне приходилось прочищать этого монстра под названием газовая колонка. Помню, как приходилось вызывать сантехника для этой процедуры, а это всегда деньги, которых  и так не хватало никогда. А я девочка любознательная, пару раз подсмотрела, как сантехник это делает, и в следующий раз, когда колонка забилась, я сказала маме, что попробую ее прочистить сама. И у меня всё прекрасно получилось. С тех пор это занятие входило в мои обязанности.
 Колонка загудела сразу, в ванну полилась горячая вода. Пока набиралась вода в ванну, разобрала сумку с продуктами, поставила цветы в вазу, сделала ревизию в холодильнике и составила список, что из продуктов надо купить сегодня срочно. А теперь в ванну! Как же хорошо! Даже не хочется выходить и начинать что-то делать. Но жизнь продолжается, мне некогда заниматься собой, некогда отдыхать. Пока высыхают волосы, успеваю разложить чемодан. Почти все вещи не мешало бы постирать, но это потом. А сейчас уже можно ехать на базар за мясом и овощами. После базара спешу в магазин за молочными продуктами и  хлебом. Начинаю готовить обед. Дочка очень любит борщ, котлетки. Пока варится мясо, успеваю убрать в нашей однокомнатной  квартирке. А теперь уже можно и позвонить свекрови, объявить, что я дома и за ребенком в садик пойду сама.

- А ребенок дома, - узнаю я новость от свекрови, - мы не хотели тебя расстраивать и говорить правду, но пришлось отказаться от садика почти сразу. Девочка много болела и плакала. Мы решили ее оставить дома. Так, что ждем тебя у себя.

  Руки опускаются. В который раз мне хочется плакать и выть от бессилия, стать слабой хрупкой женщиной. Пусть уже кто-то за меня что-то решает и заботиться обо мне. Но... через минут пять  приходить осознание, что раскисать некогда, и слезы мои никто не видит, и помочь мне некому. Сама, в который раз все сама!
 Быстро собираюсь и еду в дом к свекрови. Везу подарки из Киева, чтобы отблагодарить за ребенка. Скорее бы забрать свою крошечку домой, больше мы не будем расставаться!
И вот долгожданная встреча. Мы летим друг к другу. Хватаю на руки свое маленькое бесценное сокровище! Мы плачем обе! И не можем разжать объятий! Нас приводят в чувство только слова свекрови:

- Женя, Женя, успокойся. Так нельзя. Ребенка напугаешь.

Я ставлю дочку на пол, моя девочка не отходит от меня ни на минуточку, боится, что я опять исчезну. Вместе со свекровью собираем  необходимые вещи в сумку. Через пару часов отправляемся с дочкой домой. Я счастлива, и девочка моя счастлива! Мы вместе!

                                       Железнодорожный вокзал родного города.

Воспоминания. Часть 22.

 Сказать, что я испугалась, когда увидела перед собой пьяную рожу парня, так нет.  Скорее мне стало очень неприятно. И кричать я не собиралась. А может просто не успела в первое мгновение и понять, что же происходит?

- Не кричи, я ничего плохого тебе не сделаю,- между тем парень стал быстро, быстро говорить, перескакивая с одной темы на другую , - я не пьяный, я выпил немного, я еду из Чернобыля, ты мне понравилась, я уберу руку и мы поговорим, пожалуйста, не прогоняй меня.

В ответ я утвердительно киваю головой, парень убирает руку. Я не знаю, что и сказать на все сказанное им раньше. Парень молчит какое-то время, ожидая моей реакции.

- Если тебе неприятно, то я уйду. Но мне очень надо поговорить с тобой.

В какое-то мгновение я действительно понимаю, что ничего плохого не произойдет, парень настроен миролюбиво. И еще. Даже  при слабом освещении вагона я увидела, а может просто почувствовала, что ему очень плохо. Не физически, а душевно. Или на меня волшебным образом подействовало слово "Чернобыль"?  Я так была занята  последнее время мамой, что совершенно забыла, что происходит на белом свете. И тогда  в ответ  парню я произношу:

- Говори.

- Спасибо. Ты не думай, что я пьяный,- продолжает  оправдываться паренек,- и друзья мои хорошие, они тоже не пьяны. Мы счастливые, что  возвращаемся из Чернобыля. Там мы пробыли все вместе ровно месяц. Нас забрали на восстановительные работы. А теперь вместо нас приехали другие, а нам заплатили зарплату за месяц и каждому дали в подарок магнитофон. Да, мы купили на вокзале водку, но пойми. Нам надо было выпить. Ты себе не представляешь, где мы были. Знаешь мне всего 23 года.

Парень замолкает, я жду.

- Ты классная девчонка, умеешь слушать. Так вот мне уже 23 года. И я не знаю, сколько мне осталось жить после Чернобыля. Там такая  бешеная радиация. Нас одевали в специальные костюмы, мы работали в закрытой зоне, а потом  мы возвращались, нашу одежду выкидывали,  а нас отмывали  в воде и переодевали в новое. Но разве это поможет? Я не знаю сколько мой организм продержится, сколько я наглотался радиации. Мне очень страшно, понимаешь я такой молодой, я не хочу умирать.

- Ты не умрешь, и все будет хорошо,- пытаюсь я успокоить парня,- вы же были в спецодежде, я думаю, что она вас защитила от радиации.

- Ладно про меня. Расскажи про себя, - продолжает парень,- я давно за тобой наблюдаю. Как ты смешно прятала кроссовки под подушку!!! Класс.

Мы смеемся. Мой страх и последние сомнения насчет парня развеялись совершенно.  В это время с соседней полки раздается писклявый возглас нервной барышни:

-  Замолчите, дайте спать, надоели .

- Закрой рот, повернись к стеночке и спи,- произносит в ответ ей парень.

- Зачем ты так с ней разговариваешь ?-  спрашиваю я его.

- Так я же сказал тебе, что давно наблюдаю за тобой. Я видел и слышал, как она с тобой разговаривала, и как твои вещи заставила убрать.

- Все равно так нельзя. Это ее место.

- Хорошая ты девчонка,  а поехали ко мне домой. Я тебя и с мамой своей познакомлю,- вдруг предлагает мне парень.

- Я замужем, у меня доченьке скоро исполнится два годика.

Парень в полном недоумении.

- Нет, не может быть. Сколько же тебе лет?

- Я старше тебя, -  для убедительности показываю обручальное кольцо на правой руке.

- Ну и что. Я думаю, что кольцо ты специально носишь, чтобы парней от себя отваживать. Ты же такая красивая. Я понимаю, что тебе надо как-то себя защищать. И никак ты не можешь быть старше меня.

- Не выдумывай, иди спать.

- Я все равно не усну, мне скоро выходить. А если я тебе неприятен, то так и скажи.

Мы еще говорим какое-то время. Я рассказываю откуда я еду. Рассказываю про маму, про дочку, про мужа. Оказывается мне тоже надо кому-то выговориться .

- Ладно отдыхай, - вдруг говорит парень и уходит не попрощавшись.

Я опять отворачиваюсь к стене. Спать уже точно не получится. Теперь из головы не выходит рассказ парня про Чернобыль. Как же так? Неужели все, что он рассказал это правда? Неужели все так плохо? Сколько же горя на земле!!!

Наверно, я все же задремала. И меня опять разбудила чья-то рука.

- Это опять ты? Что еще?

И вдруг я вижу прямо перед собой на подушке букет. Мелкие белые хризантемы. Чудесный красивый осенний букет.

-  Это мне? Спасибо. Где ты взял цветы в поезде?

- Я скоро выхожу, пойдешь со мной ?

- Нет.

- Тогда будь счастлива. Ты самая лучшая девчонка.

На своей щеке я чувствую его губы. Он быстро целует меня и уходит в свое купе.

- А ты живи долго,- шепотом говорю я ему вслед.

В вагоне появляется проводница и начинает будить тех, кому скоро надо будет выходить. Останавливается она и напротив мужчины, который перекладывал мои вещи на верхнюю полку. Вот это неожиданность! Мужчина спускается со своей полки и начинает тормошить несчастную дамочку, прося ее встать, чтобы достать свой чемодан из ящика. О, если бы я могла передать те звуки, которые раздались ему в ответ. Мужчина молча выслушал с свой адрес все проклятия, взял свой чемодан  и направился в тамбур к выходу. И только теперь я поняла, что на самом деле он защищал меня, а не пытался угодить красавице, как я подумала в тот момент. Спасибо  и тебе, добрый человек! Наказал ты заносчивую барышню!

В это время состав начинает торможение. Ребята из соседнего купе тоже продвигаются к выходу. Я ловлю  на себе последний взгляд своего случайного попутчика. И тебе спасибо! Будь счастлив!

Через пару часов пути проводница тихонько тормошит и меня. Пора выходить. Моя станция. Ха-ха! Похоже дамочка тоже приехала. И мы будем выходить вместе. Снимаю свой чемодан и сумку с верхней полки. Пытаюсь взять букет хризантем, но это получается неловко. Как же неудобно! С большим трудом мне удается найти место в руках для цветов. Остановка. Людей в нашем городе выходит много. Я на какое-то мгновение теряю дамочку из виду. А потом вдруг вижу ее рядом. Она идет свободно, держа в руках только торт. Ее чемодан несет пожилой мужчина, я понимаю, что это ее папа. Я слышу опять визгливый писклявый жалобный голосок. Она рассказывает какая ужасная была поездка, какие страшные невоспитанные люди, как она бедненькая все это терпела всю ночь.

Потом, увидев сбоку меня, она замолкает. Помню, что тогда подумала. Вот красивая, не бедная. Есть молодой человек, который провожал в Киеве. Здесь в шесть утра встречает папа. Чего не хватает человеку? Почему столько злости и ненависти к людям?

А меня никто не провожал, никто не встречает. Руки обрываются от тяжести. Но на душе светло.
На всю жизнь запомнила ту поездку из Киева.  И необыкновенный букет цветов. Ну, где, где он их взял ночью в поезде?

Воспоминания. Часть 21.

    Мне, за время пребывания мамы в клинике и в санатории,  пришлось ездить в Киев раз семь, а может и больше. И столько же раз возвращаться назад домой. Практически не запомнила ничего из тех поездок. А вот поездка в тот день, когда отвезла маму в санаторий  была очень даже насыщенной событиями.

   Станция отправления состава, на который мне продали плацкартный билет, была станция Киевского вокзала. Поэтому, когда я поднялась в свой вагон, он был еще полупустой, а нижние полки были услужливо открыты, чтобы пассажиры могли разместить свои чемоданы и сумки в  ящики. Я нашла свое боковое место в вагоне. За столиком уже сидела женщина, у которой был билет на нижнее место. Свои вещи она аккуратно расставила в  боковые ящики с двух сторон от стола. Мне же надо было укладывать свой чемодан и сумку аж на третью полку, что я сделать физически не могла. Тяжело. Просто тяжело. Без всякого умысла я решила свой чемодан и сумку с продуктами поставить в ящик напротив. Это было не мое место не боковое, но людей  в купе  еще не было и спросить разрешения было не у кого. Поставив вещи, я присела напротив женщины. Познакомились, перебросились парочкой слов.

  Постепенно вагон стал заполняться. Верхнее место над тем злополучным ящиком, в котором находились мои вещи, занял молодой мужчина. Свой чемодан он без всяких проблем закинул на третью полку, а потом не дожидаясь постели от проводницы, расстелил матрас на второй полке и быстро расположился на ней. Видимо был очень уставший. Напротив той полки тоже вскоре появились пассажиры. Все мирно ждали отправления поезда и возможности лечь спать. Незанятым оставалось  в нашем купе только одно место, одна нижняя полка. Именно та, под которой я поставила свои вещи.

  Она появилась почти перед самым отправлением поезда. Красивая, молодая, стройная, ухоженная, модно одетая. В руках она держала коробку с киевским тортом, который сразу поставила на столик возле своей полки. Ее провожал молодой мужчина с чемоданом в руках.

- Просьба к провожающим покинуть вагоны, поезд Киев-... отправляется с ...пути,-  разносится  громкий голос диспетчера по вокзалу.

Мужчина молча ставит чемодан женщины в ящик рядом с моими вещами. Они прощаются, он уходит.

- Чьи это здесь вещи?- мы все вздрагиваем от писклявого возгласа барышни.

- Мои вещи, - отвечаю я.

- Где ваше место?

- Боковое.

- Так и забирайте их туда.

Пытаюсь объяснить, что внизу места для вещей нет, а наверх поднять не могу.

- Меня это не интересует, - продолжает  бесноваться молодая красавица, - здесь могут поставить вещи только те, у кого билеты на эти две полки.

И она показывает рукой на свою полку и на полку, которая находится над ней.

На мою просьбу оставить вещи под ее полкой, получаю полный и безоговорочный отказ. Я уже направлялась к ее полке, чтобы забрать свои вещи, когда сверху раздался голос мужчины, который  улегся отдыхать, даже не дождавшись постели.

- А я могу поставить свой чемодан ?

- Вы? Да, можете, - с большой неохотой отвечает дамочка на вопрос мужчины, - это же ящик общий для нас.

Мужчина спускается со своей верхней полки. С легкостью берет мой чемодан и сумку,  и так же легко закидывает их на третью полку сбоку. Затем с деловым видом снимает свой чемодан, который он ранее поставил наверх и ставит его рядом с чемоданом женщины.

- Я закрываю ящик? - вежливо  и услужливо говорит мужчина.

- Да, конечно,- женщина очень довольна собой и тем, как с ней галантно разговаривает мужчина.

Она продолжает еще что-то там бубнить о невоспитанных людях. Но отвечать и вступать с ней в спор у меня нет ни желания, ни сил. Скорее бы дали постель, и лечь. Спать у меня скорее всего не получиться, не могу спать в поезде, но просто лечь и отдохнуть уже бы не мешало.

В это время я обращаю внимание на шум в соседнем купе. Там расположились молодые ребята. По их внешнему виду становится понятно, что они не совсем адекватны, а попросту пьяны. Ребята цепляются ко всем людям, проходящим мимо их купе. На столике я замечаю закуску и стаканы. Где бутылка непонятно, но то, что она есть -  это очевидно. Какое же неприятное соседство! Вот же угораздило!

Скорее забираюсь на свою верхнюю боковую полку. Кроссовки прячу под подушку. Были уже на моей памяти случаи, когда утром люди  в поезде оставались без обуви. Свою маленькую сумочку, как всегда кладу рядом, придерживая рукой за ручки. Из соседнего купе по прежнему доносится смех, шум, гвалт, там продолжается веселье подвыпивших парней. Кто-то вызывает проводницу, она делает замечание ребятам, но их не так просто успокоить. Красивая дамочка из нашего купе с перекошенным от злости лицом продолжает кидать реплики о невоспитанности, имея ввиду и  пьяных ребят, и меня тоже.  Понимаю, что рядом с ней я выгляжу неприглядно, а мы ведь примерно одного возраста. Ладно, все плохое позади, приеду домой, сделаю маникюр, новую прическу, надену вместо удобных джинсов красивое платье, и тогда мужчины будут разговаривать галантно со мной, а не с этой выскочкой.

 Я отворачиваюсь от всего мира к стене. События последнего дня  уже плотно занимают  мою голову.  Расставание с мамой. Как она там без меня? Все ли в порядке у нее? А еще я так жду встречи со своей маленькой дочуркой. Накануне я разговаривала со свекровью, она сказала, что все у них хорошо. Доченька ходит в садик, привыкла, не болеет, не плачет. Так хочется обнять и поцеловать свою малышку. И еще надо подумать, что и как надо сделать завтра с утра дома.

 Проводница выключает основной свет в вагоне, оставляя только ночные светильники под потолком. Вроде затихает шум в соседнем купе, успокаивается злая дамочка. Равномерный стук колес. Может удастся уснуть, чтобы отдохнули и тело, и мозги. Мне так нужно отключиться от всего и от всех на эти коротенькие шесть часов до дома. И когда казалось бы я стала засыпать,  вдруг почувствовала  на своем плече прикосновение чьей-то руки.  Я резко поворачиваюсь и ... прямо перед моим лицом сквозь тусклый свет ночников возникает мужской силуэт.  Одновременно улавливаю тяжелый запах перегара. Только этого мне и не хватало!!! Передо мной стоит один из парней из соседнего купе, рукой он закрывает мне рот и просит не кричать.

Все на сегодня. Ждите продолжения.

Воспоминания. Часть 20.

 Дни летели. Мы  с мамой очень ждали, когда можно будет покинуть клинику. И вот долгожданное :

- В начале следующей неделе  можете собираться для переезда в санаторий, мы вас выписываем из клиники, - сказал маме лечащий врач , - состояние удовлетворительное, нужен еще какой-то период для  реабилитации и полнейшего восстановления . Все указания и рекомендации получите при выписке.

- Надеюсь, что вы сможете вернуться к нормальной жизни и даже выйти на работу через некоторое время,- обращаясь к моей маме, добавляет врач.

- Спасибо, доктор, что взялись оперировать безнадежный случай, спасибо за подаренную жизнь!!!

 Мы это сделали! Когда врач уходит из палаты, обнимаемся с мамой и плачем , но это уже слезы радости и счастья.
Ох, если бы знать, что нас ждет впереди и где надо подстелить соломку?

Я начинаю готовить отдельно чемодан с вещами для мамы в санаторий, который находится недалеко от Киева в городке Ирпень. В этом санатории мама должна провести три недели для дальнейшей реабилитации и восстановления после операции. Моя помощь ей больше не нужна, теперь она сможет обходиться самостоятельно, а я смогу уехать к доченьке, за которой  соскучилась очень сильно.

    Ко дню выписки мамы из больницы я тщательно и основательно подготовилась. Встала  я в тот день очень рано, позавтракала и, взяв чемодан с вещами  и пакет с необходимыми продуктами для мамы, пошла в клинику. Врач обещал, что сразу после утреннего обхода нас снабдят необходимыми документами, и мы сможем уехать в санаторий.
Скорее бы!!!
   И вот эта счастливая минута. Выходим с мамой из клиники. Позади невозможно и невыносимо тяжелый период нашей жизни. Радуемся, как две маленькие девочки. И погода в тот день солнечная, природа тоже за нас рада.
Ловим такси до железнодорожного вокзала. На вокзале в справочном узнаю, как добраться до станции Ирпень. Нас отправляют на пригородный вокзал города, с которого через довольно недолгое время ожидания, мы на электричке отправляется в нужном направлении.  Не помню сколько ехали. А вот и нужная нам станция. На вокзале выясняем, как добраться до санатория.

- Через дорогу от станции находится автобусная остановка.

Автобус приходится ждать долго. Народу на остановке много. Как всегда  и везде в те времена, подъехавший автобус приходится брать штурмом. Почти все люди с тяжелыми чемоданами, сумками. Водитель злится и ругается. Двери еле закрываются. Очень переживаю за маму. Свободных  сидячих мест нет. Да, и стоять получается не очень комфортно среди чемоданов. Выясняется, что и дорога неблизкая. Только в середине пути немного стало попросторнее, и даже освободилось сидение для мамы. Доезжаем до нужной остановки. Вижу, что мама устала. Еще бы! Первый выход после операции, и уже сразу надо делать такие огромные марш - броски.

Санаторий находим быстро. Он находится недалеко от городка Ирпень в лесу среди огромных и высоких деревьев. Наверно, летом здесь должно быть очень зелено и особенно красиво. Да, и сейчас поздней осенью все выглядит чудесно. Само здание я не запомнила. Да, и внутри здания все помню смутно. Я никогда не бывала в санатории раньше, но тогда мне показалось, что это обычная больница. Такие же палаты для больных, ординаторская,  врачи и медсестры. Уже не помню как  оформляли документы, что нам говорили. Поэтому додумывать и придумывать не буду. Я дождалась момента, когда маме дали место в палате, вроде там было четыре кровати (уже приятнее, чем в клинике после операции). Мы разложили мамины вещи в тумбочке, развесили, что можно в шкафу. Потом прошлись по санаторию, узнали где столовая, где комната отдыха с телевизором и другие нужные помещения.

 Настало время прощаться.  Не могла я задерживаться надолго возле мамы. Я очень хотела вечером уехать домой к дочке, а до этого надо было закончить еще все дела в Киеве. Мама понимала меня, поэтому тоже торопила.

- Все хорошо, доченька. Езжай. Я узнаю здешний адрес и  напишу вам, если можно будет позвонить с почты, то позвоню. Не волнуйся за меня. Уже все самое страшное позади.

Как же тяжело опять прощаться! Но ехать надо. Обратный путь до киевского вокзала, перекус в какой-то столовой  и бегом по магазинам, чтобы купить продукты домой. Куры, масло сливочное, колбаса, сыр  и т.д. Всё пригодится, там у нас за этими продуктами надо будет стоять в огромной очереди. К шести или семи вечера добираюсь в свое киевское жилье с пакетами из магазинов. Накануне  я рассчиталась полностью с хозяйкой.  Дома меня ждет и уже волнуется Галина Сергеевна.

- Как же ты долго, детка ! Все нормально?

- Да, более чем. Мама в санатории, я закупила продукты, сейчас поужинаю и в дорогу.

- Может все-таки завтра поедешь?

- Нет. Я больше не могу оставаться.

Мы ужинаем с Галиной Сергеевной. Потом аккуратно укладываем  купленные мной продукты в сумку, собираем  мои вещи в чемодан. Все. Можно посидеть на дорожку. Галина Сергеевна провожает меня до автобуса. Мы обнимаемся, желаем друг другу самого хорошего. Со слезами на глазах расстаемся. Дорогой мой человек! Спасибо за все.

Добираюсь до киевского вокзала, становлюсь в длиннющую очередь в кассу, которая продает билеты на отъезжающие в данный момент поезда. Я знаю, что ближе к ночи есть два или три поезда в сторону моего дома. За мной занимает очередь мужчина средних лет и сразу делает деловое предложение:

- Добрый вечер. Предлагаю объединить наши усилия. Здесь работают две кассы. Стоять одному человеку в двух очередях не очень удобно, да и заклюют, если увидят. Давайте так. Вы будете стоять к этой кассе, а я займу во вторую кассу. Кто раньше подойдет к заветной цели, тот позовет другого к себе.

- А давайте, - соглашаюсь я.

Собственно, а почему бы и нет. Свою очередь я же не потеряю. Так и стояли с тем мужичком и переглядывались, не теряя друг друга из вида. И вот долгожданный билет на руках. Боковая верхняя полка в плацкартном вагоне.

Ура! Я еду домой.

Воспоминания. Часть 19

  Через некоторое время я и Галина Сергеевна провожали Веру. Её маму выписали из клиники, а вскоре уехала и женщина с ребенком. Наша маленькая комнатка не пустовала, хозяйка приводила новых жильцов. Но я больше никого не запомнила.  Некогда было!
 Ранний подъем, завтрак, утреннее посещение клиники. Два часа возле мамы. Затем по необходимости: магазины, базар, приготовление еды для мамы. Дневное посещение клиники. И опять два часа возле мамы. Затем обед, стирка, глажка, почта, баня и т.д. (опять по необходимости). И наконец, вечернее посещение клиники.

   Вечером я буквально приползала домой, и почти каждый вечер мы проводили с Галиной Сергеевной. Мы очень подружились. Старались помогать друг другу, чем только могли. Если первой  домой вечером приходила я, то и ужин начинала готовить нам на двоих, а если Галина Сергеевна, то приготовлением ужина занималась она. Уже писала в одном из постов, что кроме отсутствия холодильника, существовала еще одна проблема (по крайней мере для меня) - это утюг. На нашем общем довольствии находился только тяжелый старый чугунный утюг - настоящий антиквариат, который надо было нагревать на газовой плите. Я совершенно не умела им пользоваться, а гладить надо было обязательно и вещи для мамы, чтобы были стерильные и свой белый халат, который приходилось стирать день через день. И здесь мне на помощь приходила Галина Сергеевна. Она пользовалась таким утюгом еще в своем детстве  и умело нагревала его, помогая гладить мне необходимые вещи.

   В нашей маленькой комнатке было тепло и уютно. Хозяйка время от времени протапливала печь. А вот в импровизированной кухне-коридоре холод  "гулял" из всех  щелей. Мы постоянно  держали  двери в комнатку закрытыми, чтобы не пускать  холодный воздух из коридора. Помыться на улице в рукомойника стало тоже невозможно. Порой за ночь внутри рукомойника вода покрывалась тоненькой корочкой льда. Мыть руки и чистить зубы приходилось с помощью большой кружки. Нагревали сначала воду в чайнике, затем разбавляли горячую воду из чайника и холодную из ведра. С кружки сливали воду над помойным ведром, еще одной незаменимой достопримечательностью ушедшего века. Кто жил в домах не оборудованных водопроводом, тот сразу поймет о чем речь.

   Такое ведро, которое в обиходе называли помойным, находилось в любом доме. Точно такое было и у бабушки в доме и на частной квартире, где мы жили с мамой долгое время, пока не переехали в многоэтажку.  Над этим ведром мылись, в него сливали грязную воду после мытья посуды и после стирки. Но кроме этого помойное ведро служило импровизированным туалетом в домах без водопровода. Пришлось и нам вспомнить про это назначение помойного ведра. Наш туалет находился на улице. Даже днем заходить в него было холодно до ужаса. А вечером или ночью, вообще, полный абзац. Я долго стыдилась пользоваться помойным ведром по нужде, пока в какой-то вечер меня не остановила Галина Сергеевна, встав в грозную позу на пороге нашей квартирки:

- И куда ты собралась?
- На улицу.
- Ты, что не понимаешь, что можешь простудиться, молодой женщине надо себя беречь. Вот ведро, и никаких возражений. Закрывай дверь в комнату и вперед.

Да. Вот при таких обстоятельствах понимаешь, что стыд - это последнее, чего надо бояться в жизни. Надо было держаться и быть сильной, чтобы помочь маме встать на ноги, а все остальное - это такие мелочи.

Единственная проблема, которая мешала нашему  мирному общежитию с Галиной Сергеевной, это ее могучий храп по ночам. Я очень чувствительный человек, люблю тишину и покой. А когда придешь  после больницы домой уставшей, измочаленной от всех передряг и проблем, от ежедневной боли и слез окружающих людей, так тяжело было отключится от всех мыслей. Сразу уснуть не получалось, а потом не могла уснуть от храпа соседки. Терпела полночи, крутилась, мучилась. Потом  я вставала якобы по нужде, специально громко хлопала дверью, чтобы разбудить Галину Сергеевну. Она просыпалась и уже не могла уснуть до утра. И тогда я могла хоть немного отдохнуть перед следующим тяжелым днем забот о маме.
   Вечером Галина Сергеевна обязательно выговаривала мне за бессонную проведенную ночь из-за того, что я ее разбудила. Мне было жалко и ее, и себя. Я так же нуждалась в нескольких часах сна.
   Как же медленно и одновременно быстро тянулся тот период времени! Скорее бы, скорее бы все закончилось, и мы бы могли уехать  с мамой домой.

День памяти

Сегодня день  Катастрофы и Героизма, день памяти и траура в Израиле.
Сегодня мы поминаем 6 миллионов евреев, ставшими жертвами нацизма во время Второй мировой войны.
Сегодня две минуты по всей стране звучала траурная сирена, напоминая о страшной трагедии.

    Никогда больше.... 

 В том аду погибли и мои родные...

 Их так же убили и закопали в огромную яму...   

      И я счастлива, что живу сегодня в  своей сильной                еврейской стране - ИЗРАИЛЬ ...    

P.S. Прошло 6 лет с момента этой публикации. Сегодня я не могу сказать о сильной стране... Очередная кровавая бойня произошла 7 октября 2023 года. На наши города летят ракеты.  И я больше не верю, что это не повторится... Я, вообще, перестала верить... И я не знаю, как жить дальше с этим всем...                                                                                                                                                                                                                                                        

Воспоминания. Часть 18 .

   Середина октября. Осень вступала в свои права всё больше и больше. Желтая листва падала и падала, оголяя  деревья. Дожди все чаще заливали землю. Ночи стали холодные. Отопление в больнице все не включали и не включали. Какой-то  "умный  дядя " сверху назначил время для начала отопительного сезона по стране. И неважно какая погода, пусть даже температура упадет до минусовой, важно дожить до определенного числа. А раньше никак, не по закону значит.
 Погода добавила  нам  трудности. Нет, опять не так написала. Не погода была виновата. Все времена года, и все, что было связано с каждым сезоном, приходили по расписанию, а вот чиновники решали во время или не вовремя началось  очередное похолодание или потепление на дворе.
 Легкие больничные одеяла совсем не грели. Больные спали одетыми, днем ходили в теплых носках и свитерах. А ведь так важно было для всех сердечников не простудиться и не заболеть. Наверно, впервые в жизни моя мама стала кутаться в теплый платок, который я купила для нее на Крещатике. Кто жил в Украине должен помнить эти серые или коричневые теплые платки, которые в основном носили женщины из сел. Точно такой же платок я купила в подарок для свекрови, чтобы отблагодарить ее за то, что согласилась она побыть с внучкой. Моя свекровь всегда предпочитала шапкам такие платки.

  Немного вернусь в мое временное жилье в Киеве. После отъезда тети Любы, ее  кровать буквально на следующий день заняла молодая женщина с маленьким мальчиком  лет четырех-пяти. У мальчика врачи обнаружили какую-то  врожденную патологию, и чтобы исправить ее, мальчику должны были сделать операцию на сердце. Мама мальчика изучила столько научной литературы, справочной информации, что казалась мне тогда  настоящей ходячей энциклопедией.  По-моему,  операцию  ребенку в тот их приезд отказались делать, назначив новую проверку ровно через год. Но  все время пока малыша обследовали, его мама жила с нами в одной комнате. Как тяжело нам было со взрослыми больными, но видеть, как страдает твой маленький ребенок в больнице - это выше человеческих сил.

Обещала немного описать мой быт в Киеве на съемной квартирке. Уже упомянула о том, что мыться мы ходили в местную баню. Мы с Верой предпочитали душевые кабинки. Ждать  по времени, правда, приходилось дольше, чем в общий зал, но как-то хотелось личного пространства, а не общего обозрения. Хотя насколько я помню, кабинки все-таки не были закрыты полностью, а только разъединены перегородками.

   Баня. С этим словом  связано у меня много воспоминаний из детства. В городе, где жили мои дедушки и бабушки, в маленьких домах не было воды, ванных комнат, умывальников. Летом обходились бочкой, которую наполняли водой и устанавливали на крыше импровизированной душевой.   И тут тоже все зависело от погоды. В солнечную жаркую погоду вода в бочке  нагревалась хорошо, а вот , если дождь и пасмурно, то все равно приходилось ходить в баню. Это был целый ритуал, особенно зимой. Раз в неделю в четверг весь город устремлялся в баню. Перед баней бабушка собирала две большие сумки, одну для дедушки, а вторую для нас двоих. Полотенце, чистое белье, мыло, мочалка, расческа : нельзя было забыть ничего. Затем мы шли пешком через весь город, а рядом  в том же направлении двигались и другие жители города.  Затем дедушка покупал нам билетики . Если было много людей, то садились в предбанник , ожидая своей очереди, а вернее в ожидании пустых тазиков. Те, кто уже помылся выходили из бани красные разогревшиеся распарившиеся. Бабушка всегда брала  на каждого по два тазика. Я потом объясню для чего. В мужское отделение бани очередь всегда двигалась быстрее, и дедушка уходил первым из предбанника. Дождавшись свои четыре тазика, мы с бабушкой заходили в раздевалку, занимали свободные шкафчики, раздевались и шли непосредственно в банные комнаты. В женском отделении бани было две комнаты . Пар стоял до потолка, весело журчала вода из всех кранов. Бабушка, обойдя комнаты, находила свободное место на каменной полке, возле которой я должна была ее ждать. А бабушка тем временем обдавала тазики крутым кипятком, а потом по одному наполняла каждый теплой водой  и приносила к тому месту, где я стояла. Два тазика на полку, чтобы мыться  и два тазика на пол , чтобы встать в них ногами. Первым делом мыли голов, помогая друг другу сливать воду из тазика. А потом бабушка меняла воду, и в ход шли мыло и мочалка. Какие же были тогда мочалки ! Все тело сразу краснело, разогревалось. И второй заход намыливания, растирания и обливания водой. Напоследок бабушка набирала чистую воду и еще раз обливала меня с головы до ног .
Вокруг точно так же мылись другие женщины, толстые и худые, грудастые и не очень, стройные и бесформенные, молодые и старые, такие все разные-разные. И я, маленькая девочка, со стеснением и любопытством разглядывала голые женские тела .

   Сейчас подумала, что в таком маленьком городке, в котором жили мои бабушки и дедушки, все были друг у друга на виду, в полном смысле этого слова. Свекрови ходили в баню с невестками, мамы с дочками, соседки, подруги, знакомые, учителя с учениками, сослуживцы. А слабо бы сейчас вот так же кому-то?

    Закончив помывку, мы отправлялись в раздевалку. Два тазика бабушка сразу отдавала дежурившей тут же в раздевалке женщине, чтобы она передала их ожидающим в предбаннике женщинам. А  оставшиеся два тазика бабушка опять заполняла водой почти на самом дне, чтобы не держать ноги на  голом полу. Потом доставала огромное пахучее полотенце и начинала вытирать натирать меня..Одевшись мы выходили в предбанник, где нас уже ожидал дедушка, такой же распарившийся, с красными щеками. В теплую погоду мы сразу уходили домой. А если это была зима, то еще сидели все вместе какое-то время, чтобы остыть от бани.
Отвлеклась. Но почему-то вспомнила  про баню и сразу про свое детство, и  про моих родных бабушку и дедушку.

   В Киеве тоже пришлось вспомнить  ритуал из детства. Все население поселка вокруг клиники Амосова пользовались в конце 80-х услугами бани.

   Ох, опять много получилось, а я даже не успела рассказать об еще одной достопримечательности того времени. Ладно, в следующий раз.

Воспоминания. Часть 17.

   Наверно, описывать весь период выздоровления не имеет смысла, расскажу только о главном.

  Мне пришлось еще раз съездить в Хмельницкий за лимонами. И прожить еще две ночи под стук колес. Но главное, что теперь в  мамин рацион  питания добавился этот полезный продукт.

    Через несколько дней маму перевели в общую палату аж на 16 человек. (!!!) Огромный такой зал, где у больного человека не было никакого своего личного пространства ни днем, ни ночью. Вечно кто-то стонал, кто-то кряхтел, кто-то храпел и т.д. ( включите свое воображение). Железные кровати скрипели, сетки на них проваливались. В такой обстановке и  здоровому человеку не поздоровиться, а что уж говорить про больных. А туалеты ! На огромное хирургическое отделение  всего несколько кабинок. И бесконечные очереди к ним.
     

    То, что в СССР не было секса - это уже общеизвестно и общепринято. Запретная тема в  мои годы детства и юности. Туалеты не предусматривались в общественных зданиях видимо по той же причине. Ну, не надо было советскому человеку справлять нужду. Если продуктов  в магазине нет, то и кушать нет необходимости, а если не кушаем, то и в туалет незачем ходить. Поэтому во всех  огромных зданиях  (школа, институт, завод, фабрика, вокзал, больница) количество туалетных комнат ограничивается до минимума, создавая множество неприятных и дополнительных неудобств для  простых людей.
   А помыться? Вот еще одна проблема в советских больницах. Отсутствие  достаточного количества умывальников, душевых. Если человек находится в больнице три недели - месяц, должен же он хоть изредка принять нормальный душ, соблюдая элементарные правила личной гигиены. Конечно, как-то выкручивались в любых ситуациях. Но, увы... как же это все доставало и напрягало.

 Обещала написать про перевязки. И теперь точно понимаю, что я ни разу не видела, как маме их делали. На эти ежедневные экзекуцию после  операции мама ходила сама. Она брала перевязочные материалы, шоколадку для медсестры  (шоколад был куплен мною тоже заранее именно для этих целей)  и отправлялась в процедурный кабинет. Я оставалась ждать ее возле этого кабинета и переживала. Мама  почти не жаловалась, но я точно знаю, что это была очень болезненная процедура. А вот одеколон получается мы использовали с мамой уже после того, как шов немного зажил, и  основные перевязки уже были не нужны. Я сама промывала маме ежедневно утром и вечером шов, чтобы максимально дезинфицировать  его, и для быстрейшего заживления.

 Мы продолжали с мамой ежедневные прогулки. Сначала ходили только по длинному коридору отделения. С одного конца в другой. Первые дни - одна, две прогулки. А потом каждый день добавляли  и добавляли  количество и расстояние прогулок. Мама уже не опиралась на мою руку, а шла рядом со мной, разговаривая, и главное, что меня радовало : её ровное свободное дыхание. Через некоторое время  в хорошую погоду мы даже  стали спускаться  на лифте с шестого этажа и гулять во дворе клиники. В одну из таких прогулок мы встретили Самого Главного Человека  -  Николая Михайловича Амосова.  Еще до того, как мы увидели его, во дворе клиники началось оживление, и раздались голоса :  "Амосов, Амосов". Мы увидели, как через центральный вход заходит худощавый высокий подтянутый аккуратный мужчина. Он  легко и просто здоровается со всеми, кто находится в тот момент во дворе и направляется в здание клиники. А люди смотрят на него, как на Б-га !
 И он простой  добрый человек уже в почтенном возрасте (в то время ему было уже больше 70), продолжает оперировать и спасать, и давать надежду всем нуждающимся!

  Несмотря (или как любит говорить одна моя читательница), а скорее  вопреки всем трудностям, мама шла на поправку. Анализы крови были хорошие. Положительная динамика наблюдалась во всем. Врач даже отменила какие-то таблетки, объяснив, что не хочет давать лишнюю химию, при этом похвалила меня:

- Ты очень хорошо ухаживаешь за мамой, делаешь все необходимое. И все добавки к  питанию правильны. Вы обе - молодцы!

А мы с мамой ждали с большим нетерпением момента выписки из клиники !

Воспоминания. Часть 16.

   В тот первый день, когда маму перевели из реанимации в хирургическое отделение, произошел неприятный инцидент. Я в прошлом посте писала, что у мамы началась сильная аллергия от применения йода во время операции. На утреннем обходе врач назначил маме лекарство от аллергии : супрастин три раза в день. Но ни днем, ни вечером медсестра не принесла эти таблетки. Вечером мама пожаловалась мне на сильный зуд и страшные волдыри на теле. Я подошла к дежурной медсестре и спросила, почему же не дали таблетку от аллергии.

- Всё, что врач выписал, ваша мама получила. Значит, врач не счел нужным выписать это лекарство, - отвечает мне медсестра.

- Но я точно знаю, что врач выписал  утром таблетки, - пытаюсь возразить я.

- Я лучше знаю, что выписали, а что нет. Утром будет врач, тогда и решайте этот вопрос с ним.

 В семь часов утра на следующий день я  уже была возле мамы. Ночь  для нее прошла ужасно.  К сильным болям добавлялись страдания от аллергии. Надо было ждать общий обход, чтобы поговорить с врачом.

- Доченька, я точно знаю, что врач выписал мне эти таблетки,  - говорит мне мама, - почему же мне их не дают ?

- Спросишь у врача во время обхода, я уверена, что все выяснится, - отвечаю я.

К сожалению, я должна покинуть больницу до обхода, согласно выписанному пропуску

  В обед я снова возле мамы.

- На обходе врач сказал, что таблетки мне выписали, но...опять не дают, - сквозь слезы  жалуется мне мама.
Я подхожу на пост к дежурной медсестре.

- Почему моя мама не получает необходимых таблеток, - пытаюсь выяснить я.

Медсестра открывает мамину историю болезни, заглядывает на какую-то страницу и отвечает мне, что таких таблеток не выписали.
Возвращаюсь в палату, в голове пока никак не укладывается эта ситуация.

- Сейчас пойду сама к врачу, - говорю я маме, - надо же выяснить, что там происходит.

  Выхожу в коридор и вижу, что медсестра уходит со своего поста в другой конец коридора. Вокруг никого нет. Я решаюсь. Подхожу к столу, нахожу мамину историю болезни, быстро начинаю листать страницы. Останавливаюсь на разделе "Назначения". Есть. Маме выписали супрастин еще накануне. Ругаться с медсестрой ? Или сразу к врачу? Решаюсь  идти в ординаторскую к врачу. Объясняю ситуацию. Вместе с врачом возвращаемся на пост медсестры.

- Ну, да я знаю, что таблетки выписаны, - не моргнув глазом говорит медсестра, - но их нет в наличии в больнице.

- Почему не доложили?

- ???

- Освободитесь, зайдите ко мне в кабинет, - говорит врач медсестре, которая смотрит на меня враждебным  взглядом.

- Сейчас выпишу другие таблетки, - уже обращаясь ко мне, произносит врач, - а впрочем давайте пройдем к старшей медсестре. Я точно помню, что супрастин был в наличии, не могла я ошибиться.

Я иду следом за врачом.

- Подождите меня здесь, - останавливаясь возле какой-то двери, говорит врач.
Жду совсем недолго.

- Вот таблетки, - у меня в руках  оказывается целая упаковка супрастина  30 штук, - пусть ваша мама принимаем  по таблетке три раза в день. Извините.

Что это было? Я до сих пор не знаю и не понимаю. Но главное, что теперь маме станет легче, и она не будет страдать от аллергии.

Да, забыла написать. Я объяснила врачу, что не смогла купить лимоны для мамы.

- Лимоны очень нужны. Попробуйте все-таки достать. Я настаиваю.

Вечером того же дня я обзванивала всех своих родных с единственной просьбой - найти лимоны  для мамы. А на следующий день я опять была на почте. Ответ от всех был отрицательный.

- Перезвони еще завтра, - просит меня моя тетя, - я подняла по тревоге всех своих знакомых, может кто-то откликнется.

На следующий день тетя спешит обрадовать меня :

- Нашлись у  одной знакомой другой знакомой ее знакомой. Но не свежие, а нарезанные в сахаре, хранятся в холодильнике в банке еще с лета. Брать?

- Бери. Обязательно бери. Заплачу сколько надо. Я приеду через день-два в Хмельницкий.

Вот так мы выживали в конце 80-х в Советском Союзе - самом великом и могущественном государстве мира.

Воспоминания . Часть 15.

   Первые минуты встречи с мамой. Я была на седьмом небе от счастья !!! Моя мама снова со мной рядом, можно поцеловать, прижаться, поговорить.

- Я же обещала, что буду жить,- говорит мне мама тихим и слабым голосом.

Мама находится в специально оборудованной палате для послеоперационных больных. Здесь находятся еще три женщины кроме нее. Кровать на колесах  со специальными ручками за которые можно подтянуться, чтобы встать. Изголовье кровати можно поднять или опустить при необходимости. Над кроватью стенд со множеством проводов и кнопок, которые выполняют различные функции по мере надобности. Я тогда впервые видела такую кровать и была очень удивлена.
  Ну, что сказать? Первые дни после операции для мамы были очень тяжелые. Огромный шов с левой стороны грудной клетки начинался около солнечного сплетения, продолжался под левой грудью,  проходил через левый бок и заканчивался на спине. Там же на левом боку находился дренаж. Ребра во время операции раздвигали, потом возвращали на место. Левую грудь во время операции зажимали в специальном приспособлении. После операции болело все. И ребра, и грудная клетка, и грудь. Тяжело было двигать левой рукой, поворачиваться, приподниматься. Шов был закрыт специальной повязкой, а вокруг повязки всё тело было обильно смазано йодовым раствором. Как оказалось на йод у мамы была аллергия, все эти  смазанные места стали покрываться волдырями и жутко чесаться.

Мама была еще очень слаба и бледна после операции. Но самое главное, что я заметила :  губы у мамы  вместо синего цвета, который был до операции, стали нежно-розовые, и ногти на пальцах рук приобрели нормальный здоровый  оттенок. Работает сердце, движется кровь по всем сосудам ! Ура!!!

   К нам в палату зашла медсестра. Она объяснила, что маме надо стараться приподниматься, садиться и начинать ходить. Повязку будут менять каждый день, а для этого надо одеколон ( ? ) и перевязочные материалы. Обязательно в ежедневный рацион питания для мамы надо включить орехи, гранат, курагу, изюм и лимон. Необходимые лекарства будут приносить медсестры в положенное время.
 Для меня выписали специальный пропуск. Время посещения  больных в послеоперационном отделении - утро с 7 до 9, день с 12 до 14 и вечер с 18 до 21. Я должна помогать маме подниматься, поддерживать  ее во время ходьбы, приносить еду, убирать палату и т.д.
 Сразу просим медсестру о помощи. Надо же снять аллергию от йода.

- Это только врач назначает  лечение. Скоро обход. Поговорите с врачом. А пока пытайтесь сесть и пройтись. Это обязательно.

 Ох, как же тяжело далась маме эта первая попытка самостоятельно сесть. Ухватиться за ручку, висящую над кроватью, получилось только правой рукой. Я, как могла, помогала. Затем медленно поворачиваясь, мама опустила ноги на пол. Я помогла одеть обувь, и вот первая попытка встать. Как же тяжело! Но пересиливая боль и страдания, надо было двигаться, чтобы жить! А теперь первые шаги ! Держу маму под руку с правой стороны, начинаем движение. С первой попытки получилось дойти до дверей палаты и обратно. Вижу, что мама очень устала, кружится голова, болит всё тело. И я еще та помощница ! Мой вес килограмм на 15-20 меньше маминого. Смогла бы я удержать маму, если бы понадобилось? Навряд ли. И мама понимая это, старалась делать все сама, минимально опираясь на мою руку .

 Отдыхаем. И опять несколько шагов до дверей и обратно. Двигаться. Обязательно надо двигаться! Это необходимо и для сердца, и для легких.
Затем я помогаю маме позавтракать, убираю палату. Мое утреннее посещение закончилось. Мы расстаемся до обеда.

  Я спешу на автобус, чтобы доехать на главную улицу Киева - Крещатик. Здесь находится продуктовый рынок, один из самых больших в городе . Впервые за все время пребывания в столице Украины могу расслабиться и  немного полюбоваться городом. Поздняя осень.  Каштаны в желтых листьях - деревья из моего детства и юности! Точно такие же растут возле нашего дома в Хмельницком.  

   И еще одно воспоминание из детства. В младших классах нас детей отправляли осенью на сбор созревших  каштанов. Мальчишки влезали на деревья и трусили  с них плоды. А мы, девчонки внизу собирали. Как же давно это было!
 Хочется не спеша прогуляться по главной улице Киева, зайти в магазины, но времени совершенно нет. На рынке покупаю  грецкие орехи. Беру сразу пару сотен. Нахожу гранаты, курагу и изюм. Но лимонов нет. Продавцы на рынке говорят, что еще не сезон. Лимоны будут ближе к декабрю. И все, как один, заявляют, что искать лимоны в эту пору бесполезно.

 Вернувшись домой, начинаю снимать ореховую скорлупу, чтобы отнести маме уже чистые ядра ореха. Кипятком промываю курагу и изюм. Очищаю гранат. Все складываю в пакеты, чтобы  к дневному посещению все эти полезные продукты передать маме в больницу.
К 12 часам дня я опять возле мамы. И опять пробуем вставать и ходить. Затем помогаю маме пообедать. Два часа пролетают незаметно. Мы расстаемся до шести вечера. Вечером все повторяется. Прогулка, еда. Все дается маме с огромными усилиями. На то, что здоровый человек может сделать за пару минут, у мамы уходят часы.

Огромное терпение ! Нечеловеческие усилия через боль и страдания! Вера в выздоровление! Желание жить полной жизнью! Такой я знаю свою маму. И знаю, что мы победим в этой схватке с болезнью.

Воспоминания . Часть 14.

   Когда я вернулась домой из клиники, все обитатели нашего временного жилья были дома. Тетя Люба  лежала на своей кровати и стонала. Увидев, что я вернулась из больницы, она приподнялась и закричала дурным голосом :

- Они ее убили, зарезали мою кровинушку. Убийцы! Я найду на них управу,  я посажу их в тюрьму!!! - она кричала, а  на меня смотрели потухшие заплаканные глаза пожилой  несчастной женщины, которую было жалко до глубины души.

Потом  сильные рыдания, и уже другим голосом :

- Что я скажу своей маленькой внучке, я забрала у нее маму, ее любимую мамочку. Зачем мы приехали сюда? Зачем? За что?
 

   Мы все вместе пытались успокоить женщину. Но разве можно успокоить  мать, которой только, что сказали о смерти ребенка.

   Вера и Галина Сергеевна шепотом спрашивают у меня, как прошла операция у моей мамы. Я так же тихо рассказываю им обо всем. Вера вдруг говорит, что из-за тромба у ее мамы наступило ухудшение уже в санатории, почти через месяц после операции.

- Что-то стало с одной ногой и рукой, поэтому маму вернули в клинику. Здесь проводят дополнительное лечение. Тромбы - это очень опасно. Если тромб оторвется и попадет в сосуды головы, то человек может умереть. А если в сосуды конечностей, то может парализовать человека навсегда, - со знанием дела объясняет мне Вера.

" Только не это", - проносится в моей голове.

  Я устала за всю последнюю неделю. Так хочу отдохнуть от всех и от всего, но это совершенно невозможно. Тетя Люба вдруг встает с кровати и, обращаясь ко всем, просит помочь ей собрать одежду  для Клавы.

- Клава в морге, просили передать одежду. Я не могу сама ничего. Руки опускаются от бессилия.

  Кроме  небольшой одноэтажной поликлиники рядом с основным  шестиэтажным зданием клиники Амосова на заднем дворе находилось еще одно помещение. Это морг. Здание морга расположено так, чтобы его не было видно из окон больницы. Но оно есть  и работает без перерыва. Здесь трудятся врачи патологоанатомы, которые обязаны делать вскрытие каждому поступившему телу из больницы. На основании вскрытий делаются выводы, накапливается бесценный опыт для хирургов. Еще одна особенность этого морга: тела умерших должны быть доставлены к месту захоронения практически по всей огромной территории СССР. Работники морга готовят тела к отправке, моют, одевают и в цинковых гробах отправляют на вокзал, откуда в багажных вагонах поездов перевозят по нужному адресу.

 - Люба, ты приготовила одежду для Клавы ? - спрашивает Галина Сергеевна.

- Есть пару платьев. Клава в одном приехала сюда и одно на смену.

- Я спрашиваю про другую одежду. Разве вы не взяли на всякий случай всё необходимое, новое и нарядное.

- Нет, - отвечает тетя Люба, - мы же не знали. Мы надеялись на лучшее.

Я замираю от резких и холодных слов Галины Сергеевны. Но вдруг перед собой вижу  несчастную, одинокую и страдающую женщину.

- А я взяла для своего деда всё новое. Костюм, рубашку, галстук, нижнее белье, носки. Дед не знает даже. А я должна быть готова. У него очень тяжелая операция впереди. Врачи дают только 10 процентов гарантии на хороший исход. Мне уже за 70, где мне взять силы, если с дедом беда приключится. Вот и приготовила все заранее.

Все вместе выбираем наиболее подходящее платье для Клавы, нижнее белье. Складываем в пакет.

- Завтра с утра отнесу. И еще хочу поговорить с доктором. А вечером надо позвонить внучке.

  И опять рыдания переходят на крик. Это невозможно слышать. Мы с Верой решили выйти на свежий воздух и немного прогуляться. Тем более, что к шести часам мне надо быть в клинике, узнать, как мамино самочувствие. Вера тоже собирается вечером к маме.

  К шести часам я в клинике. Со страхом жду выхода врача из реанимации.

- Ваша мама пришла  в себя после наркоза, состояние стабильное, есть небольшая температура. Приходите завтра к девяти. Следующий.

   После больницы тороплюсь на телеграф. Надо сообщить всем родным, что маму прооперировали. И  еще очень хочу знать, как там моя маленькая доченька. Как же я скучаю за ней!

   И опять ночь. И опять бессонная. Я провела в Киеве больше трех недель, и практически не спала. Для сна мне нужен покой и тишина. А тут постоянные внутренние переживания, волнения, страхи. И еще жуткие внешние раздражители.

   И опять утро нового дня. В 9 часов я уже жду в фойе клиники врача.

- Вашей маме можно чистый куриный бульон. Нежирный  и не наваристый. Можно принести в стеклянной банке. Пока она в реанимации будет питаться только бульоном.

Прямо из больницы бегу на автобусную остановку, чтобы доехать в ближайший супер. Как хорошо, что в Киеве можно было, простояв в очереди, купить эту "синюю" худую птицу.         

В одни руки давали две курицы, но мне некуда взять две. Холодильника у нас нет.
Дома  мою, чищу,  разрезаю курицу,  ставлю варить  из нее бульон. Почему-то даже разговариваю с той курицей и прошу ее :

- Помоги моей мамочке, пусть у нее появятся силы.

   Примерно в это же  время появляется тетя Люба.

- Я была в клинике.  Я встречалась с хирургом, который убил мою доченьку. Я сказала ему прямо в лицо, что он убийца и зарезал Клаву.

   Я не знаю, что надо говорить в таких случаях. Мне очень жалко тетю Любу. Но я с ужасом думаю о  врачах, которые каждый день должны идти к операционному столу.  Где  брать  им душевные силы, как самим не сломаться, выдержать.

   - Представляешь, он извинялся. Моей дочки больше нет, а он извиняется.

    После небольшой паузы  тетя Люба продолжает :

- Я была в морге, все оформила. Я сегодня уже могу уезжать. Они там сами переправят гроб до нашего города. Хочу быть раньше, чтобы успеть приготовиться к похоронам. Пусть у тебя все будет хорошо, береги маму.

  Мы прощаемся с тетей Любой, но я помню ее всю свою жизнь. И часто думаю про маленькую дочку Клавы, и  очень надеюсь, что она стала хорошим человеком, как хотела ее мама.

Бульон готов. Жду пока остынет, переливаю в банку, которую  мне дает наша хозяйка. Теперь бегом в клинику, чтобы передать банку в реанимацию.


 Еще пару дней мама находилась в отделении реанимации. И вот настает утро, когда врач произносит:

- Ваша маму уже перевели в обычное отделение. Можете оформить пропуск и подняться на шестой этаж.

    Я летела в отделение. На посту узнаю у медсестры номер  палаты и мчусь к маме, чтобы скорее обнять и поцеловать, и прижаться, и не расставаться.

Воспоминания . Часть 13.

   В восемь часов утра я уже была в фойе  клиники. Здесь собирались родственники тех, кому в этот день предстояла операция. Я как-то невольно сравнивала  тогда клинику с производством - конвейером. Операции практически каждый день  во всех хирургических отделениях ! Беспрерывно, безостановочно! Сколько же людей нуждались в  медицинской помощи со всех концов страны!
 Постепенно народ занимает все сидячие места. Я тоже сажусь на стул. И замираю... Каменею... Боюсь пошевелиться, будто от этого зависит исход операции.  Я боюсь, что если встану со своего сидения, пересяду, уйду на улицу, то прервется невидимая связь с мамой, и она это почувствует. Сидеть и не шевелиться... Ждать... Ждать...Ждать...
 Передо мной кто-то нервно ходит, кто-то громко разговаривает, кто-то смеется невпопад, кто-то выбегает покурить  на улицу, кто-то всхлипывает, плачет, кто-то кого-то успокаивает. Каждый переживает по своему, но мы все объединены общей бедой. У каждого сейчас на операции  или родители, или  ребенок, или супруг, или брат.
 Часам к девяти появляется тетя Люба. Она пришла справиться о своей дочери. В девять часов утра и в шесть часов вечера каждый день из отделения реанимации выходит врач, чтобы сообщить родным о состоянии здоровья их близких, находящихся в реанимации после операции. Тетя Люба не смогла вчера прийти к шести вечера, иначе бы узнала о смерти дочери еще накануне. Со своих мест вскакивают несколько человек, становятся в очередь к врачу из реанимации. Я вжимаюсь в свой стул еще больше, не хочу сейчас встречаться взглядом с тетей Любой, слишком много сил я отдала ей вчера. Сегодня я только со свой мамой!
 К врачу подходят по одному, называют фамилию больного. Посмотрев какие-то записи в своем блокноте, врач отвечает на вопросы, объясняет, дает указания, если надо что-то принести. Кто-то счастливо идет получать пропуск в общее отделение, потому что его родного человека перевели в обычную палату. Кто-то уходит грустный, потому что его родственник еще должен оставаться в реанимации. Очередь тети Любы. Ее просят куда-то пройти. Она исчезает за дверью. Время замирает.  Я с ужасом жду ее появления. Выходит, медленно идет на выход. Уходит. Помочь уже нельзя, последняя спокойная ночь в ее жизни закончилась очень быстро...
  Я жду... Я не шевелюсь... Время не движется... Чувствую, что затекли руки, ноги, но двигаться нельзя, нельзя нарушать нашу с мамой тоненькую ниточку жизни.
 А вот и появляется первый врач, одна из операций завершилась. Врач называет фамилию больного, приглашает пройти родных с ним  за дверь  Все, сидящие в фойе в этот день, замирают. Через несколько минут  родственники выходят с улыбкой. Операция прошла успешно, больного перевели в реанимацию. Теперь только в шесть вечера можно будет справиться о состоянии здоровья своего близкого человека.
 Я жду... Я не шевелюсь... Время не движется... Постепенно фойе пустеет, уже закончились несколько операций. Опять выходит врач, и опять чужая фамилия,  и опять чужая радость или горе. Для меня эта мука не кончается. Я уже готова ворваться во внутрь и закричать: "Я больше не могу ждать".  И вдруг мне захотелось встать и распрямится, выйти на улицу и вдохнуть глоток свежего воздуха.  С начала операции прошло уже больше шести часов. Направляюсь к выходу, чтобы выйти из этого ужасного помещения, за спиной слышу звук открывающейся напротив двери, а затем кто-то произносит мамину фамилию

- Есть родные больной ...

- Да, я дочка.

- Пройдемте со мной.

Я иду за врачом, мы проходим за дверь. На первом этаже есть небольшой зал, вдоль стены стоят стулья.

- Садитесь, - обращается ко мне врач,  - я сегодня оперировал вашу маму. Буду говорить с вами откровенно. Вы должны знать всю правду.

 - Операция была очень тяжелая, - продолжает хирург, - до меня с больным работает бригада, которая готовит его к операции. Наркоз, вскрытие грудной клетки, подготовка - этим занимаются другие хирурги. Меня приглашают на основную операцию. Когда я пришел и увидел  с чем имею дело, то сразу отказался от операции. Дело в том, что возле почти  закрытого сосуда, который я должен был прочистить, имелось множество тромбов. Это опасно. В любой момент тромб может оторваться, и тогда может произойти непоправимое.

Врач смотрит на меня усталым взглядом. Я не могу произнести ни одного слова.

- Знаете, я рискнул. Я вернулся и решил делать операцию. Под свою ответственность. Понимаете, ваша мама не прожила бы долго. Максимум месяц-два , и она бы все равно умерла. Сосуд был закрыт почти полностью. Оставалось пару миллиметров в диаметре  при норме 2.5 сантиметра.
 Мне приходилось чистить сосуд и удалять тромбы одновременно. Я здесь уже давно работаю, но такого количества тромбов еще не видел. Операция прошла хорошо, я очень надеюсь, что успел удалить все тромбы, и ни один не попал в кровь. Но ... гарантировать 100 процентов, к сожалению, не могу. Я всего лишь человек. Сейчас ваша мама в реанимации, будем надеяться, что я всё сделал правильно.

- Спасибо, доктор. Спасибо, что не отказались  и дали шанс жить.

- В шесть часов приходите, будет врач из реанимации, - хирург уходит .

Я отправляюсь домой. По дороге захожу в столовую покушать. После всех волнений  последних дней у меня просыпается зверский аппетит. Теперь надо отдохнуть до шести вечера. Будет ли у меня такая возможность?

Воспоминания . Часть 12.

     Знаете, я бы сидела тогда  в больнице на кровати возле мамы вечно и никуда не уходила.

  Всю обратную дорогу к своему временному жилью, думала, что скажу тете Любе.
" Откажусь идти на телеграф , скажу, что устала".
 

 Потом мои мысли переключались на завтрашний день, на мамину операцию.
" Всё будет хорошо, всё будет хорошо", - твердила я себе.
 

 А вот и наша дверь. "Только бы выдержать, слишком много боли".

   Сейчас не помню, почему тети Любы не оказалось в квартире. То ли в магазин вышла, то ли в туалет, который был на улице. За столом на кухне сидели Вера и Галина Сергеевна.

- А где тетя Люба ? - спрашиваю я.

- Она вышла, скоро будет. Тетя Люба ждет тебя, чтобы идти на телеграф.

- Клава умерла.

Я успеваю рассказать своим соседкам о случившимся, пока тети Любы нет дома.

- Что делать ? Как я пойду с тетей Любой? Что ей сказать?

Вера расплакалась, ушла в комнату и легла на кровать. Галина Сергеевна, посмотрев на меня, говорит :

- Деточка, ты не вправе говорить о таких вещах тете Любе. Завтра она пойдет в больницу, и там ей всё расскажут врачи. Попробуй успокоиться и не нервничать. У тебя у самой завтра очень тяжелый день.

- А как же с просьбой тети Любы ? Как я пойду с ней на телеграф и как буду читать письмо Клавы  для ее дочери?

Галина Сергеевна вдруг пронзительно смотрит на меня и произносит глухим голосом, в котором я улавливаю такую огромную прочувствованную до самого сердца тоску и боль, что у меня по телу пробегают мурашки от услышанного:

- Впереди у тети Любы и у той девочки еще вся жизнь, в которой больше не будет живой Клавы. Дай им насладиться  спокойно этой последней ночью, в которой она для них еще жива.

Я пытаюсь осмыслить слова пожилой женщины и неожиданно осознаю, что она права.
В это время на пороге появляется тетя Люба.

- Ой, Женя, ты уже вернулась. Пойдем?

- Я устала, тетя Люба, может быть завтра,- пытаюсь я уговорить женщину.

- Я обещала внучке, она же ждет моего звонка, - тетя Люба готова расплакаться.

Ловлю на себе  укоризненный взгляд Галины Сергеевны. Кивком головы она подбадривает меня и одновременно дает знак : "Иди".

  Как мы дошли до телеграфа? Как ждали вызова из Молдавии?  Что говорила мне тетя Люба ? Не знаю и не помню. На все вопросы женщины, я отвечала, что очень переживаю за маму, что было абсолютной правдой, а она, ни о чем не догадываясь, мне верила, еще и подбадривала. А вот и вызов.

- Молдавия , город  ... кабина...

  На ватных ногах я встаю и делаю пару шагов. Мне становится плохо. Тетя Люба успевает ухватить меня за руки  и усадить назад на стул. "Только не сейчас", - проносится в голове. Были у меня уже такие случаи в жизни, когда от сильных переживаний я падала в обморок. Телеграфистка повторяет  свое приглашение пройти нас в кабину для переговоров. Тетя Люба смотрит на меня умоляюще. И я встаю, и мы идем. В тесной кабинке тетя Люба берет трубку и начинает разговор с внучкой.

- Да, родненькая, да, моя девочка, да, мама в реанимации, да, все хорошо. Она тебе вчера до операции написала письмо. Я плохо вижу, со мной женщина, она тебе прочитает. Мама хотела, чтобы ты услышала его сегодня.

   В руках у меня листок бумаги, красивый почерк незнакомой женщины. Страшно и больно.       Я начинаю читать.  В конце письма детский голосочек благодарит меня  оттуда с другого конца провода. Содержание письма не запомнила, поэтому своими словами попробую передать слова Клавы к дочери.

"Доченька моя, родная моя. Завтра у меня операция. Я верю и надеюсь, что всё будет хорошо. Иначе  никогда бы не решилась ..."

Нет, я не буду дописывать это письмо, ставшее в одночасье предсмертным письмом матери к своей шестнадцатилетней дочери. Да, женщина надеялась на хороший исход, и все-таки написав это письмо, я думаю она понимала, что случится может всякое.

" Мамочка, с тобой все будет хорошо, ты же обещала мне, что будешь жить.", - мысленно  обращаюсь я к своей маме.
  

А завтра операция...

Воспоминания . Часть 11.

   Я спешу домой. Надо постирать скопившееся грязное белье, пока у меня  появилось свободное время. Сперва принести воду из колонки, нагреть ее в чайнике. Стираю  руками на улице в миске, хорошо, что днем в конце сентября еще тепло и солнечно. Теперь можно пойти пообедать в уже знакомую столовую. Кормили там, кстати, неплохо. В этой столовой я питалась в обед всё то время, которое  мы провели в Киеве, конечно, кроме выходного дня, который полагался работникам столовой раз в неделю.
  Я ни разу не упомянула про Чернобыль. В то время ни о чем, кроме предстоящей  маме операции, не думала. Да, я замечала, что раз - два в день мыли водой со специальными растворами с помощью шлангов улицы возле общественных мест ( магазин, столовая, почта). Яблоки висели на яблонях потому, что жителям Киева рекомендовали их не есть. В нашем жилье не было телевизора, радио. Мы не знали, что происходит в мире. Весь мир для нас умещался в маленьком пространстве под названием клиника Амосова.
  В тот же день я зашла к хозяйке и попросила дать мне правильный адрес дома, в котором мы живем. Я написала и отправила  письмо мужу. Позвонить с  местного телеграфа я могла только свекрови, папе, своей тете и маминой подруге.  Еще зашла  в магазин купить какие-то продукты. И осталось время немного отдохнуть перед тем, как вечером пойду навестить маму в больнице. Только, когда прилегла на страшно неудобную кровать, почувствовала,  как устала после бессонной ночи в поезде и от всяких дел.
   Вечером мама сказала мне, что уже назначен день операции. Послезавтра в 8 утра. Если не ошибаюсь в дате, то это 29 сентября 1986 года. В тот момент у меня внутри что-то сжалось в комок, как у пружины, а  разжиматься не собиралось. Это чувство сопровождало меня всё то время, которое мама находилась в больнице.

Утром следующего дня делали операцию Клаве. Накануне моя мама заходила к ней в палату, чтобы пожелать удачи.
 

- Спасибо. Будем надеяться, что всё пройдет хорошо, - поблагодарила мою маму женщина.

В  после обеденное время, когда я отдыхала, из больницы пришла уставшая, но довольная тетя Люба.

- Операция прошла успешно. Врач доволен. Клавушка уже в реанимации. Очень хочу вечером позвонить внучке. Клава перед операцией написала ей письмо. Ты бы не могла сходить со мной на телеграф,  Женя? Я плохо вижу, как же я читать письмо смогу.

- Хорошо, тетя Люба,  вернусь вечером от мамы, и мы позвоним обязательно вашей внучке, - пообещала я пожилой женщине, - а вы вечером разве не пойдете в больницу?

- Нет, детка, я устала, очень ноги болят, на сегодня хватит.  Клава в реанимации, меня к ней все равно не пустят. Уже завтра с утра пойду  в клинику.

После обеда я собираюсь в больницу проведать маму накануне операции. Очень нервничаю. Увидев маму в  палате, сразу понимаю что что-то случилось.

- Мама, что-то не так. Тебе что-то сказали, - сердце готово выскочить из груди.

- Доченька, у меня всё хорошо. Клава умерла. Не хотела тебе говорить, но ты же все равно узнаешь от тети Любы. Лучше, чтобы ты была готова.

Земля уплывает из под ног. Я никогда не видела Клаву, она познакомилась с моей мамой, когда я ездила домой за вещами. Но вдруг ловлю себя на мысли, что эта  женщина стала мне очень близка.

- В реанимации Клаве вдруг стало плохо, врачи пытались ее спасти, но сердце остановилось. Операцию ей делал завотделением шестой хирургии, именно тот, который принимал нас в первый день. Говорят, что после случившегося,  он закрылся у себя в кабинете и часа два не  открывал дверь никому, а потом вышел  черный, как земля.

- Тётя Люба сегодня не собиралась вечером в больницу, а значит узнает про дочку только завтра, - говорю я  маме, и вдруг вспоминаю, что должна идти вечером звонить внучке тети Любы.

- Мама, что делать? Как я скажу тете Любе про Клаву.

- Посоветуйся с Галиной Сергеевной, пока не рассказывай ничего,- говорит мне мама.

  В это время в палату приносят ужин. Молочная каша.

- Доченька, поешь. Мне все равно уже нельзя до операции ни пить, ни кушать,- уговаривает меня мама,- а тебе надо много сил.

- Кушай, кушай, - в один голос предлагают мне присоединиться к трапезе женщины, которые лежат с мамой в одной палате.

  Я сдаюсь на уговоры, пробую съесть хоть ложку каши,  но... меня начинает душить спазм в горле. От переживаний перехватывает дыхание. Кушать не могу, сажусь рядом с мамой на кровать, мы обнимаемся. Мне страшно, страшно, страшно.  Как передать вам эти чувства страха, безысходности, жалости, боли, бессилия, слившиеся вместе в одно мгновение во вселенский ужас.
 Мама обнимает меня, прижимает к себе.

- Доченька, родная, любимая. Всё будет хорошо, вот увидишь.  Я тебе обещаю.


                                                     Я БУДУ ЖИТЬ!!!.