В восемь часов утра я уже была в фойе клиники. Здесь собирались родственники тех, кому в этот день предстояла операция. Я как-то невольно сравнивала тогда клинику с производством - конвейером. Операции практически каждый день во всех хирургических отделениях ! Беспрерывно, безостановочно! Сколько же людей нуждались в медицинской помощи со всех концов страны!
Постепенно народ занимает все сидячие места. Я тоже сажусь на стул. И замираю... Каменею... Боюсь пошевелиться, будто от этого зависит исход операции. Я боюсь, что если встану со своего сидения, пересяду, уйду на улицу, то прервется невидимая связь с мамой, и она это почувствует. Сидеть и не шевелиться... Ждать... Ждать...Ждать...
Передо мной кто-то нервно ходит, кто-то громко разговаривает, кто-то смеется невпопад, кто-то выбегает покурить на улицу, кто-то всхлипывает, плачет, кто-то кого-то успокаивает. Каждый переживает по своему, но мы все объединены общей бедой. У каждого сейчас на операции или родители, или ребенок, или супруг, или брат.
Часам к девяти появляется тетя Люба. Она пришла справиться о своей дочери. В девять часов утра и в шесть часов вечера каждый день из отделения реанимации выходит врач, чтобы сообщить родным о состоянии здоровья их близких, находящихся в реанимации после операции. Тетя Люба не смогла вчера прийти к шести вечера, иначе бы узнала о смерти дочери еще накануне. Со своих мест вскакивают несколько человек, становятся в очередь к врачу из реанимации. Я вжимаюсь в свой стул еще больше, не хочу сейчас встречаться взглядом с тетей Любой, слишком много сил я отдала ей вчера. Сегодня я только со свой мамой !
К врачу подходят по одному, называют фамилию больного. Посмотрев какие-то записи в своем блокноте, врач отвечает на вопросы, объясняет, дает указания, если надо что-то принести. Кто-то счастливо идет получать пропуск в общее отделение, потому что его родного человека перевели в обычную палату. Кто-то уходит грустный, потому что его родственник еще должен оставаться в реанимации. Очередь тети Любы. Ее просят куда-то пройти. Она исчезает за дверью. Время замирает. Я с ужасом жду ее появления. Выходит, медленно идет на выход. Уходит. Помочь уже нельзя, последняя спокойная ночь в ее жизни закончилась очень быстро...
Я жду... Я не шевелюсь... Время не движется... Чувствую, что затекли руки, ноги, но двигаться нельзя, нельзя нарушать нашу с мамой тоненькую ниточку жизни.
А вот и появляется первый врач, одна из операций завершилась. Врач называет фамилию больного, приглашает пройти родных с ним за дверь Все, сидящие в фойе в этот день, замирают. Через несколько минут родственники выходят с улыбкой. Операция прошла успешно, больного перевели в реанимацию. Теперь только в шесть вечера можно будет справиться о состоянии здоровья своего близкого человека.
Я жду... Я не шевелюсь... Время не движется... Постепенно фойе пустеет, уже закончились несколько операций. Опять выходит врач, и опять чужая фамилия, и опять чужая радость или горе. Для меня эта мука не кончается. Я уже готова ворваться во внутрь и закричать: "Я больше не могу ждать". И вдруг мне захотелось встать и распрямится, выйти на улицу и вдохнуть глоток свежего воздуха. С начала операции прошло уже больше шести часов. Направляюсь к выходу, чтобы выйти из этого ужасного помещения, за спиной слышу звук открывающейся напротив двери, а затем кто-то произносит мамину фамилию
Постепенно народ занимает все сидячие места. Я тоже сажусь на стул. И замираю... Каменею... Боюсь пошевелиться, будто от этого зависит исход операции. Я боюсь, что если встану со своего сидения, пересяду, уйду на улицу, то прервется невидимая связь с мамой, и она это почувствует. Сидеть и не шевелиться... Ждать... Ждать...Ждать...
Передо мной кто-то нервно ходит, кто-то громко разговаривает, кто-то смеется невпопад, кто-то выбегает покурить на улицу, кто-то всхлипывает, плачет, кто-то кого-то успокаивает. Каждый переживает по своему, но мы все объединены общей бедой. У каждого сейчас на операции или родители, или ребенок, или супруг, или брат.
Часам к девяти появляется тетя Люба. Она пришла справиться о своей дочери. В девять часов утра и в шесть часов вечера каждый день из отделения реанимации выходит врач, чтобы сообщить родным о состоянии здоровья их близких, находящихся в реанимации после операции. Тетя Люба не смогла вчера прийти к шести вечера, иначе бы узнала о смерти дочери еще накануне. Со своих мест вскакивают несколько человек, становятся в очередь к врачу из реанимации. Я вжимаюсь в свой стул еще больше, не хочу сейчас встречаться взглядом с тетей Любой, слишком много сил я отдала ей вчера. Сегодня я только со свой мамой !
К врачу подходят по одному, называют фамилию больного. Посмотрев какие-то записи в своем блокноте, врач отвечает на вопросы, объясняет, дает указания, если надо что-то принести. Кто-то счастливо идет получать пропуск в общее отделение, потому что его родного человека перевели в обычную палату. Кто-то уходит грустный, потому что его родственник еще должен оставаться в реанимации. Очередь тети Любы. Ее просят куда-то пройти. Она исчезает за дверью. Время замирает. Я с ужасом жду ее появления. Выходит, медленно идет на выход. Уходит. Помочь уже нельзя, последняя спокойная ночь в ее жизни закончилась очень быстро...
Я жду... Я не шевелюсь... Время не движется... Чувствую, что затекли руки, ноги, но двигаться нельзя, нельзя нарушать нашу с мамой тоненькую ниточку жизни.
А вот и появляется первый врач, одна из операций завершилась. Врач называет фамилию больного, приглашает пройти родных с ним за дверь Все, сидящие в фойе в этот день, замирают. Через несколько минут родственники выходят с улыбкой. Операция прошла успешно, больного перевели в реанимацию. Теперь только в шесть вечера можно будет справиться о состоянии здоровья своего близкого человека.
Я жду... Я не шевелюсь... Время не движется... Постепенно фойе пустеет, уже закончились несколько операций. Опять выходит врач, и опять чужая фамилия, и опять чужая радость или горе. Для меня эта мука не кончается. Я уже готова ворваться во внутрь и закричать: "Я больше не могу ждать". И вдруг мне захотелось встать и распрямится, выйти на улицу и вдохнуть глоток свежего воздуха. С начала операции прошло уже больше шести часов. Направляюсь к выходу, чтобы выйти из этого ужасного помещения, за спиной слышу звук открывающейся напротив двери, а затем кто-то произносит мамину фамилию
- Есть родные больной ...
- Да, я дочка.
- Пройдемте со мной.
Я иду за врачом, мы проходим за дверь. На первом этаже есть небольшой зал, вдоль стены стоят стулья.
Я иду за врачом, мы проходим за дверь. На первом этаже есть небольшой зал, вдоль стены стоят стулья.
- Садитесь,- обращается ко мне врач, - я сегодня оперировал вашу маму. Буду говорить с вами откровенно. Вы должны знать всю правду.
- Операция была очень тяжелая, - продолжает хирург, - до меня с больным работает бригада, которая готовит его к операции. Наркоз, вскрытие грудной клетки, подготовка - этим занимаются другие хирурги. Меня приглашают на основную операцию. Когда я пришел и увидел с чем имею дело, то сразу отказался от операции. Дело в том, что возле почти закрытого сосуда, который я должен был прочистить, имелось множество тромбов. Это опасно. В любой момент тромб может оторваться, и тогда может произойти непоправимое.
Врач смотрит на меня усталым взглядом. Я не могу произнести ни одного слова.
- Знаете, я рискнул. Я вернулся и решил делать операцию. Под свою ответственность. Понимаете, ваша мама не прожила бы долго. Максимум месяц-два , и она бы все равно умерла. Сосуд был закрыт почти полностью. Оставалось пару миллиметров в диаметре при норме 2.5 сантиметра.
Мне приходилось чистить сосуд и удалять тромбы одновременно. Я здесь уже давно работаю, но такого количества тромбов еще не видел. Операция прошла хорошо, я очень надеюсь, что успел удалить все тромбы, и ни один не попал в кровь. Но ... гарантировать 100 процентов, к сожалению, не могу. Я всего лишь человек. Сейчас ваша мама в реанимации, будем надеяться, что я всё сделал правильно.
Врач смотрит на меня усталым взглядом. Я не могу произнести ни одного слова.
- Знаете, я рискнул. Я вернулся и решил делать операцию. Под свою ответственность. Понимаете, ваша мама не прожила бы долго. Максимум месяц-два , и она бы все равно умерла. Сосуд был закрыт почти полностью. Оставалось пару миллиметров в диаметре при норме 2.5 сантиметра.
Мне приходилось чистить сосуд и удалять тромбы одновременно. Я здесь уже давно работаю, но такого количества тромбов еще не видел. Операция прошла хорошо, я очень надеюсь, что успел удалить все тромбы, и ни один не попал в кровь. Но ... гарантировать 100 процентов, к сожалению, не могу. Я всего лишь человек. Сейчас ваша мама в реанимации, будем надеяться, что я всё сделал правильно.
- Спасибо, доктор. Спасибо, что не отказались и дали шанс жить.
- В шесть часов приходите, будет врач из реанимации, - хирург уходит .
Я отправляюсь домой. По дороге захожу в столовую покушать. После всех волнений последних дней у меня просыпается зверский аппетит. Теперь надо отдохнуть до шести вечера. Будет ли у меня такая возможность ?
Я отправляюсь домой. По дороге захожу в столовую покушать. После всех волнений последних дней у меня просыпается зверский аппетит. Теперь надо отдохнуть до шести вечера. Будет ли у меня такая возможность ?
Какое дикое напряжение.
ОтветитьУдалитьЯ преклоняюсь перед хирургами. Вот у кого напряжение каждый день!!!
УдалитьКакая ты молодец, что добилась этой операции. А то так бы и уехала мама домой, умирать.
ОтветитьУдалитьИ что за врач такой, что сказал, что операция пока не нужна!?
Хорошо, что вы еще и к другому обратились.
Татьяна , я часто потом думала об этом же. Меня охватывал такой ужас только об одной этой мысли, что мы могли уехать домой без операции.
УдалитьВот такие врачи встречались в нашей жизни. И к сожалению, не один раз.
Женя, у тебя настоящий талант повествователя. Мне казалось, что я с тобой в этой комнате. Как страшно.
ОтветитьУдалитьСпасибо, Женя. Я пишу в память о маме.
Удалить