Воспоминания . Часть 12.

     Знаете, я бы сидела тогда  в больнице на кровати возле мамы вечно и никуда не уходила.

  Всю обратную дорогу к своему временному жилью, думала, что скажу тете Любе.
" Откажусь идти на телеграф , скажу, что устала".
 

 Потом мои мысли переключались на завтрашний день, на мамину операцию.
" Всё будет хорошо, всё будет хорошо", - твердила я себе.
 

 А вот и наша дверь. "Только бы выдержать, слишком много боли".

   Сейчас не помню, почему тети Любы не оказалось в квартире. То ли в магазин вышла, то ли в туалет, который был на улице. За столом на кухне сидели Вера и Галина Сергеевна.

- А где тетя Люба ? - спрашиваю я.

- Она вышла, скоро будет. Тетя Люба ждет тебя, чтобы идти на телеграф.

- Клава умерла.

Я успеваю рассказать своим соседкам о случившимся, пока тети Любы нет дома.

- Что делать ? Как я пойду с тетей Любой? Что ей сказать?

Вера расплакалась, ушла в комнату и легла на кровать. Галина Сергеевна, посмотрев на меня, говорит :

- Деточка, ты не вправе говорить о таких вещах тете Любе. Завтра она пойдет в больницу, и там ей всё расскажут врачи. Попробуй успокоиться и не нервничать. У тебя у самой завтра очень тяжелый день.

- А как же с просьбой тети Любы ? Как я пойду с ней на телеграф и как буду читать письмо Клавы  для ее дочери?

Галина Сергеевна вдруг пронзительно смотрит на меня и произносит глухим голосом, в котором я улавливаю такую огромную прочувствованную до самого сердца тоску и боль, что у меня по телу пробегают мурашки от услышанного:

- Впереди у тети Любы и у той девочки еще вся жизнь, в которой больше не будет живой Клавы. Дай им насладиться  спокойно этой последней ночью, в которой она для них еще жива.

Я пытаюсь осмыслить слова пожилой женщины и неожиданно осознаю, что она права.
В это время на пороге появляется тетя Люба.

- Ой, Женя, ты уже вернулась. Пойдем?

- Я устала, тетя Люба, может быть завтра,- пытаюсь я уговорить женщину.

- Я обещала внучке, она же ждет моего звонка, - тетя Люба готова расплакаться.

Ловлю на себе  укоризненный взгляд Галины Сергеевны. Кивком головы она подбадривает меня и одновременно дает знак : "Иди".

  Как мы дошли до телеграфа? Как ждали вызова из Молдавии?  Что говорила мне тетя Люба ? Не знаю и не помню. На все вопросы женщины, я отвечала, что очень переживаю за маму, что было абсолютной правдой, а она, ни о чем не догадываясь, мне верила, еще и подбадривала. А вот и вызов.

- Молдавия , город  ... кабина...

  На ватных ногах я встаю и делаю пару шагов. Мне становится плохо. Тетя Люба успевает ухватить меня за руки  и усадить назад на стул. "Только не сейчас", - проносится в голове. Были у меня уже такие случаи в жизни, когда от сильных переживаний я падала в обморок. Телеграфистка повторяет  свое приглашение пройти нас в кабину для переговоров. Тетя Люба смотрит на меня умоляюще. И я встаю, и мы идем. В тесной кабинке тетя Люба берет трубку и начинает разговор с внучкой.

- Да, родненькая, да, моя девочка, да, мама в реанимации, да, все хорошо. Она тебе вчера до операции написала письмо. Я плохо вижу, со мной женщина, она тебе прочитает. Мама хотела, чтобы ты услышала его сегодня.

   В руках у меня листок бумаги, красивый почерк незнакомой женщины. Страшно и больно.       Я начинаю читать.  В конце письма детский голосочек благодарит меня  оттуда с другого конца провода. Содержание письма не запомнила, поэтому своими словами попробую передать слова Клавы к дочери.

"Доченька моя, родная моя. Завтра у меня операция. Я верю и надеюсь, что всё будет хорошо. Иначе  никогда бы не решилась ..."

Нет, я не буду дописывать это письмо, ставшее в одночасье предсмертным письмом матери к своей шестнадцатилетней дочери. Да, женщина надеялась на хороший исход, и все-таки написав это письмо, я думаю она понимала, что случится может всякое.

" Мамочка, с тобой все будет хорошо, ты же обещала мне, что будешь жить.", - мысленно  обращаюсь я к своей маме.
  

А завтра операция...