Часть 16. Расставание

   Давид тихонько открыл дверь своего дома. Он боялся, что разбудит Лею и детей, но увидел, что жена и сын ждут его на маленькой кухне. Было, как всегда, уютно и тепло, и как всегда горела керосиновая лампа, и прыгали по стенам неясные тени. В первое мгновение им всем показалось, что не существовало этого бесконечного страшного дня. Надо только проснуться, открыть глаза, и все будет, как и прежде.

- Папа, ты в  военной форме?

- Давид, что случилось?

- Я..., - Давид не мог говорить, - я... пришел попрощаться.

   Пара простых фраз вернула их в ужасную реальность. После всего пережитого за этот день, Лея уже ничему не удивлялась.

- Когда?

- Сейчас. Только соберу необходимые вещи.

- Будешь ужинать?

- Да, еще есть немного времени.
  

   Лея стала собирать на стол. Шмулик тихонько зашел в детскую комнату и разбудил Айзика. Маленькую Нюсю решили не тревожить. После ночного обстрела, беготни и криков девочка очень устала и капризничала весь день.

- Пусть спит, для нее это будет новым ударом, - Давид не хотел тревожить дочку.

- Я позову родителей, - сказал Айзик и направился к родительскому дому.

    Давид сел к столу поужинать, Лея собирала вещи и плакала.

- Лея, родная, ты как?

- Ничего, Давид. Уже скоро роды. Может тебя оставят. Ты же даже в армии не служил, - со слабой надеждой в голосе произнесла  Лея.

- Так я же не буду воевать, я так и останусь поваром при полевой кухне. Солдат надо кормить в любых условиях. Мне даже оружия не выдали, - стал успокаивать Давид жену, - и думаю, что скоро это все закончится. Немцы напали внезапно, но уже завтра наши командиры решат, как прогнать эту мразь с нашей земли. Все будет хорошо.
 
   Пришли родители Леи. Для них это была еще одна страшная новость.

- Давид, как же так. У тебя жена должна родить со дня на день. Почему ты не объяснил ничего в своей части. Должны же они там головой думать.

- Получен приказ, я не могу ослушаться. И... мне пора уходить. На рассвете начинается погрузка. Мою часть перебрасывают..., - Давид хотел сказать "на фронт", но вслух произнес, - ближе к границе с Польшей.

   Настало время расставаться. Давид взял керосиновую лампу и зашел в комнату, где спала маленькая Нюся. Он обожал свою кровиночку, свою самую прекрасную девочку на свете, свою доченьку. Поставил лампу на пол. Наклонился к девочке, погладил по черной кудрявой голове, поцеловал в мягкую сладкую щечку. Девочка вздрогнула, но не проснулась.

- Я буду молиться за тебя, мое солнышко, - прошептал Давид и вышел из комнаты.

По очереди он обнимал  родителей Леи, крепко пожал руку Айзику. С любовью и нежностью поцеловал сына:

- Ты теперь за старшего, пока я не вернусь домой.

    На порог дома  Давида вышла проводить только Лея. Они стояли друг напротив друга. Такие молодые, сильные, жаждущие жить и любить.

- Лея...

- Давид...

   Они не могли говорить. Луна слабо и загадочно освещала все вокруг. Огромное звездное небо сияло тысячами огоньков. Из сада шел головокружительный запах маттиолы.

- Пора, Лея.

- Давид...

- Лея...

   Он хотел прижаться к ней всем телом, обнять крепко до боли. Но боялся даже дотронуться. И тогда он встал на колени и стал покрывать тяжелый огромный живот жены поцелуями.

- Лея, родная. Заклинаю тебя, береги наших детей. ЗАКЛИНАЮ...

 Слова Давида срывались и улетали в небо, а потом эхом возвращались назад на землю:

"Заклинаю, заклинаю, заклинаю, береги наших детей, береги, береги..."

- Давид...

- Лея...