Глава 38. Живым надо жить!!!

 

      Живым надо жить!!! 

     Еще шли ожесточенные бои на западном и на восточном фронтах, а правительство Советского Союза уже  приняло план  на восстановления страны. Масштабы разрушений и восстановлений были огромные. Следовало поднять оккупированные районы из разрухи, восстанавливать сельское хозяйство, промышленность, отстроить заводы и фабрики практически с нуля. Катастрофически не хватало рабочих рук. Давид по распределению службы тыла попал в спасательно-восстановительную бригаду в городе. Расчищали дороги, вывозили мусор, ремонтировали мосты, тянули коммуникации. 

   Лея записала Шмулика и Нюсю в школу. Девочка пошла в первый класс. Этенька была всё время с Леей. Жили всей семьей в одной комнате полуразрушенного дома. Двери завалило, и чтобы попасть в квартиру приходилось пользоваться лестницей, потому что дверью служило окно квартиры. 

   Молка с четырьмя детьми уехала на родину своего покойного мужа,  в город, где они счастливо жили до войны. Там в живых остался родной брат мужа с семьей. Брат воевал, вернулся с фронта инвалидом  без правой руки. Его семья так же, как и Молка, успела эвакуироваться и уже вернулась на родину. Молке  с детьми досталась одна комната в родительском доме мужа. 

  Фима с семьей долгое время жил в Белоруссии так же освобожденной от фашистов, на родине жены. Его постоянно мучали сильные боли в раненой ноге. Ходил с палочкой и сильно хромал.

  Каждый день в город возвращались эвакуированные  люди с востока страны, а так же комиссованные солдаты с фронта. Не все смогли остаться в родном городе и принять жесткую действительность. Кто-то сразу уезжал опять на восток, кто-то по объявлению отправлялся восстанавливать заводы и фабрики в других городах, где война не так жестко прошлась по всему живому.  Но все-таки основная  людская масса при всем ужасе существующей реальности не могла покинуть свой город. Город притягивал и просил о помощи. Он напоминал каждым оставшимся домом, улочкой те счастливые довоенные времена, когда все еще были живы.  

   У Леи и Давида тоже возникла сразу мысль вернуться в Уфу. Там их ждали, там была работа и жилье, там не было разрухи и голода. Но там не было самого главного - чувства РОДИНЫ! Родина была здесь среди этих обломков, оставшихся от прошлой жизни.

  Сразу, почти в первую неделю по прибытию в родной город всей семьей пошли за реку, там где по рассказам очевидцев находилось еврейское гетто. Слушать  рассказы свидетелей о кровавых событиях тех лет было невыносимо больно. Знать и понять, что в этом котле смерти находились твои самые близкие, как они страдали и умирали от голода и жестокого обращения, это было выше человеческого сознания, это было за гранью разума и людской психики. А потом, пересилив себя, решили посетить место захоронения всех евреев гетто. Их встретил безмолвный холм длиной в десятки метров. Издалека казалось, что эта насыпь бесконечна и уходит за горизонт. Лея припала к земле и разрыдалась громко в голос. Вся боль молодой женщины вырывалась наружу в этом крике бессилия и безысходности. И опять очевидцы-украинцы из ближайших поселений рассказывали, как сгоняли сюда евреев из города, как заставили мужчин-евреев копать этот длинный ров-могилу, как стреляли  в людей или просто сбрасывали живьем в яму. Места для всех не хватило, и опять копали, и опять убивали. А потом пленных советских военных заставили засыпать сверху ров землей. И еще три дня земля над могилой дышала и двигалась. Внутри  еще оставались живые люди. Ночью была попытка помочь выбраться живым из ямы, но фашисты безжалостно стали расстреливать смельчаков. Чуть позже стало известно что все-таки из той могилы сумели выбраться маленькая девочка и женщина, известная в городе учительница. Вплоть до прихода советских войск украинские семьи прятали их у себя в подвалах, рискуя своей жизнью.

   Забегая вперед скажу, что уже после окончания войны, когда в городе стала возрождаться еврейская община, было решено  собрать деньги и установить на месте захоронения  еврейского гетто обелиск. И возникла необходимость подсчитать  примерное количество погибших в гетто от лап фашистов. Каждый выживший  должен был составить два списка. Первый - из своих родных, а второй - из соседей, знакомых, сослуживцев. Ведь были семьи в городе в которых не выжил НИКТО!!! Их имена канули в вечность... Составление списков заняло годы. Кого-то находили живым, и его вычеркивали из списка погибших, а уже этот нашедшийся добавлял в список новые имена. Списки обрабатывали ежегодно, и когда пришло время установить обелиск, на нем было указана цифра - 5200. Каждый год на 9 Мая, на День празднования Великой Победы, все евреи города, пережившие ад войны, собирались возле обелиска все вместе, чтобы почтить память невинно убиенных, чтобы побыть рядом со своими родными. 

   Как-то раз пока Давид был на работе, а старшие дети в школе, Лея решила сходить с младшей дочкой к месту, где когда-то она жила со своей семье. Здесь еще не успели убрать камни, обломки. Что сюда привело молодую женщину? Она не могла дать ответ. Просто ходила и смотрела. И вдруг под грудой земли и камней что-то сверкнуло, отражая в себе солнечные лучи поздней осени. Лея рванулась к этому месту и стала разбирать мусор. И была вознаграждена! В руках у нее оказался практически не поврежденный семисвечник - ханукальная Менора, символ иудаизма, еврейский религиозный атрибут, который всегда зажигали в дни празднования Хануки в ее семье. И как раз приближались праздничные дни Хануки!!! Это было настоящее чудо!

   Очень помогали молодой семье братья Давида и Леи, которые уехали в 20-х годах в Америку. Когда был открыт второй фронт в 1944 году, у братьев из зарубежья появилась возможность высылать посылки в Украину с консервами и одеждой. В семье Давида было 14 детей, он - самый младший.  В живых остались только братья в Америке и он, Давид. Всю свою жизнь Давид верил, что остался еще кто-то выживший в том аду. Ведь до войны в городе проживало почти двести человек его родни. Давид занимался поисками всю свою жизнь, писал и писал во все инстанции, ездил, узнавал, сверял.

   Из семьи Давида в родной город вернулись только двоюродная сестра Ривка со своей дочкой. В Харькове нашлись два племянника, дети старшей сестры. Петя, к семье которого в июле 1941 года приезжала Лея с детьми, эвакуировался со своим заводом  и вывез свою семью. Остался жив и младший брат Пети - Ефим, который воевал в танковых частях Красной армии. Через много лет совершенно случайно нашелся  в Днепропетровске племянник Абраам, сын родного брата Давида Соломона. Абраам  дошел в составе своего артиллерийского полка до Берлина и вывел на Рейхстаге свою фамилию -  Берлянд. А значит и фамилию Давида. От Абраама Давид узнал, что Миня, родной брат Абраама, тот пятнадцатилетний подросток, который уехал с Леей в эвакуацию - жив. Он был ранен и после лечения приехал в родной город, но не застал там никого из родни. У парня не хватило сил никого искать. По всей стране не хватало рабочих рук, а Миня два года проработал в Троицке токарем, и его по комсомольской путевке отправили работать на горьковский автомобильный завод, парень так и остался жить в городе Горьком. Давид ездил ко всем племянникам, но  Миня так и не смог и не захотел никого признавать. Наверно, слишком глубока была психологическая травма от всего пережитого.

  Из семьи Леи с фронта вернулся младший брат Митя и двоюродный брат Шмулик. Шмулик до войны имел семью, красавицу жену и трех сыновей. Они все погибли в гетто Староконстантинова. Шмулик был тяжело ранен на войне. Сквозное ранение  проходило через верхнюю часть грудной клетки спереди, где зиял огромный страшный глубокий шрам, похожий на яму,  и заканчивалось на спине таким же страшным шрамом. Фима с семьей  приняли решение тоже переехать из Белоруссии ближе к сестрам и брату. 

   А еще нашлась родная сестра Перл, родная тетя Леи. Она успела эвакуироваться с двумя дочерями на Урал. И этот дом, который остался единственно уцелевшим из всех домов родни Леи, принадлежал как раз этой тете. Тетя с дочерями решила не возвращаться в родной город, а остаться жить на Урале. И тогда Лея попросила тетю отписать дом в ее пользу. Вскоре пришла дарственная, заверенная нотариусом. Но еще два года Лея и Давид судились с семьей, незаконно вселившейся в дом тети. Только после постановления суда и долгих ожиданий, дом перешел во владения Леи. Дом отремонтировали, перекрыли новой крышей. И много лет спустя в этот дом из роддома забрали маленькую девочку, дочку Нюсеньки, т.е. меня.

   Наверно, на этом я закончу свой рассказ. Я бесконечно благодарна своей бабушке  Леи и дедушке Давиду, которые спасли своих детей, а значит дали жизнь и нам, внукам, и  своим правнукам, и праправнукам. 

  Израненные и душой, и телом они  выжили, прошли через ад, страдания и боль...Чтобы мы жили! Потому что живым надо жить!!!

   

Глава 37. Возвращение

 

       Давид, Лея и Молка понимали, что произошла страшная трагедия с евреями во всем мире. Как бы ни старались власти скрыть правду, она все-таки просачивалась в народ. Но вслух признаваться друг другу в своих предчувствиях молодые люди не могли. Глубоко внутри жила надежда, что их родные уцелели и теперь, после освобождения Украины от фашистов, ждут возвращения детей и внуков в отеческий дом. А поэтому было решено возвращаться в Украину.

     Основное препятствие на пути к возвращению домой - это нежелание директора хлебозавода отпускать Давида с работы. К тому времени Давид получил должность начальника производства. Со своими обязанностями справлялся очень хорошо, был ответственным и старательным работником. И к тому же война еще не закончилась, а значит производство нуждалось в добросовестном специалисте. Пришлось ждать несколько месяцев, пока Давид не получил открепление от службы тыла, где стоял на учете после демобилизации из рядов Красной Армии по болезни. За это время Лея и Молка отправили запросы на Родину, чтобы узнать или живы их родные. Но ответа не последовало. Не могли знать женщины, что на оккупированной территории  Украины были распущены все органы советской власти, уничтожены многие архивы, которые не успели вывезти до прихода оккупантов, и только после изгнания фашистов началось восстановление разрушенных государственных структур. Судьба граждан города была практически неизвестна: кто эвакуировался, кто погиб, кто поменял место жительства внутри города - это всё предстояло еще выяснить и задокументировать.

      Поздней осенью 1944 года Давид получил долгожданное открепление. Директор с сожалением расставался с начальником производства:

- Давид Моисеевич, я желаю вам найти свою родню, устроиться на работу. Но знайте, здесь в Уфе, ваш дом и  всегда найдется работа. Если вдруг не сложиться в Украине, то возвращайтесь к нам. Мы будем ждать!!!

     Все нехитрые пожитки поместили в две котомки. Отдельно сложили еду. Лея вспомнила как совсем недавно так же складывала котомку, чтобы уехать из дома. Во всем помогала  Перл, мама Леи. Перед глазами предстала  картина расставания с домом. Зюсь, Перл, Айзик. Вспомнила, что Песя, мама Давида, так и не увидела младшую внучку Этю. Очень боялась, как посмотрит в глаза Мирьям, которая доверила ей своего сына Миню, а парень ушел на фронт добровольцем. Скорее бы домой!!!

     Железнодорожный вокзал Уфы. Пассажирский поезд с полками. Атмосфера ожидания отправления состава. Волнение и тревога: что там впереди - новые страдания и боль или радость встречи. Плацкартный вагон был забит, здесь ехали, после излечения в госпиталях, военные,  группа командировочных, люди возвращающие из эвакуации домой, вольный сброд, не имеющий жилья и работы, и шатающийся в поездах в поисках наживы. Кое-как разместились. В одном купе для всех не было места. Молка и четверо ее детей расположились в другом купе. Лея и Давид заняли три места в соседнем. Дорога ожидалась неблизкая, конечная станция - Киев. А оттуда уже  не так далеко до родного города. Ближе к ночи стали размещаться по полкам. Нюсенька захотела спать одна на верхней полке. Под голову девочке поместили одну из больших котомок с вещами. Лея с Этенькой разместились внизу вдвоем. А Давиду и Шмулику достались в этом купе боковые полки. Давиду - вторая, а Шмулик легко поднялся на третью. Под утро Лею разбудил испуганный голос старшей дочки:

- Мама, а где наша котомка? Она же была у меня под головой, зачем ты ее забрала?

И тут  отозвалась женщина с соседней полки, которая лежала напротив Нюси.

- Вас обокрали. Ночью ходили двое или трое молодых парней с ножами. Я увидела. Мне пригрозили, и я промолчала. Ваша девочка крепко спала, если бы она проснулась, то ее бы убили. Парни тянули котомку у нее из-под головы, а сверху держали нож. 

Все следующие ночи спали по очереди. Было жалко украденных вещей, но каждый день возносили молитву, что дочь осталась  жива и невредима. 

А позже к ним подсел незнакомый мужчина в военной форме. Он прошел лечение в госпитале в Уфе. После лечения был комиссован. Этот мужчина не отводил взгляд от маленькой Этеньки. Девочке было уже три года, красивые кудрявые черные волосы, карие большие глаза, аккуратная чистая одежка, живой интерес ко всему окружающему. Мужчина вдруг заговорил. Видимо надо было ему излить душу. Стал рассказывать, что его семья погибла во время бомбежки, жена и трое маленьких детей остались под завалами. Ему написала соседка. Теперь у него не осталось никого и ничего на свете. И вдруг обратился с просьбой отдать ему Этеньку. 

- У вас их трое. Вам же тяжело их будет поднять. А мне нужна родная душа, чтобы было о ком заботиться.

Все вместе еле успокоили мужчину. Понимали, что ему тяжело. Но теперь нельзя было терять бдительности ни на минуту. Кража вещей - это теперь выглядело ерундой в сравнении с просьбой и безумным взглядом мужчины.

   Дальнейшая дорога прошла без особых приключений. Из Киева добирались попутками. Вокруг разруха, завалы, запустение. Война еще не закончилась. Свободных рук катастрофически не хватало. Поднять страну из руин пока было невозможно. Чем ближе приближались к родному городу, тем больше в душе поднималось волнение и тревога.

   Вот и родной город. На въезде установлена табличка, написанная от руки - Староконстантинов. А вот и знакомая улица, где-то здесь должен быть их с Давидом дом, и дом родителей, и дом, сестер и братьев Перл и Зюся. Но домов нет. На месте домов развалины. Из всех уцелел только дом родной сестры Перл. На пороге их встречают незнакомые люди, украинцы. Они явно недовольны непрошенным гостям:

- Чего вернулись? Мало вас били жидов. Дом не отдадим. Теперь он наш. Валите откуда приехали.

- Скажите только где люди, которые жили здесь в этих домах?

- Где, где? Побили немцы всех жидов. Давно уже всех выселили и побили. Шли бы вы отсюда.

В тот день их приютила женщина-украинка, соседка, которая до войны знала Лею и Давида. Она и поведала молодым людям о гетто, о расстреле евреев, об огромном захоронении за рекой.

- Нет никто не выжил, я бы знала. Правда, недавно сюда приезжал молодой парень в военной форме. Искал кого-нибудь из вашей семьи. Расспрашивал, потом уехал. Никого же не осталось. Нет, имени его не спросила.

Давид в тот же день сбегал к родительскому дому. Но и там его никто не ждал. Та же разруха и щемящая душу тишина.

Возвращение домой стало новым кошмаром и новой кровоточащей раной на душе. Вечером, уложив спать детей, Лея и Давид вышли на улицу. Они прижались друг к другу. Слез уже не было.

- Мы же выжили, Давид. Я сберегла наших детей. 

- Спасибо тебе, Лея. Будем жить!!!

   

Глава 36. Хлеб

     

    Треугольник от Давида пришел уж поздней весной 1942 года. Может быть была путаница из-за того, что часть, в которой работал Давид до войны, была разгромлена еще в первые дни противостояния с фашистами. Может из-за того, что кавалерия не имела постоянного места дислокации. Может быть... Но теперь важно было, что можно было писать друг другу письма при первой же возможности.

     Война!!! Она продолжалась. Она уносила жизни, приносила страдания. И не было этому ни конца ни края. 

    Ни Лея, ни Давид не могли знать, что в течении 1941-1942 года в их родном городе Староконстантинов были зверски замучены, расстреляны, закопаны живьем, отправлены в концлагеря, уничтожены, убиты все евреи города и окрестностей. 

    Нацисты и их пособники систематически преследовали и истребляли еврейское население в рамках политики "окончательного решения еврейского вопроса" по всей Европе и Северной Африке - в Польше, Прибалтике, Украине, Белоруссии, Румынии, Венгрии, Хорватии, России, Дании, Испании, Германии, Франции, Австрии, Албании, Люксембурге, Болгарии, Греции, Чехословакии, Норвегии, Италии, Югославии, Великобритании, Нидерландах.

    На территории Украины было уничтожено наибольшее количество евреев из граждан Советского Союза. Важным фактором, повлиявшим на уничтожение такого количества евреев, было участие части местного населения, в том числе организаций украинских националистов. А на территории Польши, кроме гетто, были построены крупнейшие лагеря смерти - Освенцим, Треблинка, Майданек, Собибор, Хелмно, Белжец, Аушвиц-Биркенау, в которые свозили евреев со всей Европы и безжалостно уничтожали. 

    У родных Леи и Давида не было ни одного шанса выжить в этом круговороте смерти...

   Длительные, утомляющие переходы, сырость, слякоть, дожди, холод  часто вызывали проблемы со здоровьем  у кавалеристов. Наиболее распространенная болезнь  кавалеристов - это невралгия седалищного нерва, ишиас. Такой  вот диагноз поставили врачи Давиду в конце 1942 года в госпитале. Невыносимая боль в пояснице, отдающая в ногу, и онемение  конечностей лишили его возможности двигаться. В госпитале лечили теплом и массажами. После лечения на медицинской комиссии Давида признали непригодным  к дальнейшей службе и рекомендовали отправить в тыл. По распоряжению тыловых служб  Давида направили в Уфу работать в пекарню. В этом  помогла довоенная профессия, работа у отца в пекарне, безупречная репутация, служба с первых дней войны, глубокие знания своего дела.

    Уфа, столица Башкирии. 1943 год. Удаленность от фронта, пересечение важных автомобильных и железнодорожных магистралей, речные и воздушные пути сообщения. Уфа приняла в годы войны тысячи эвакуированных граждан, здесь были открыты огромные тыловые госпитали, детские дома.  К началу войны в Уфе находилось 60 промышленных предприятий,  за годы войны  город принял еще 40 эвакуированных предприятий.  Вся промышленность  Уфы работала на оборонную промышленность, а так же  уфимцы снабжали страну электрооборудованием, запчастями к тракторам, средствам связи, тканями.

  Хлеб во время войны был основным продуктом в пайке и у солдат, и у мирного населения. Основные запасы муки отправляли на фронт. Хлеб поддерживал силы, давал энергию, и просто помогал  всем выжить. Хлеб войны был горьким в прямом и переносном смысле. Хлеб был мерилом жизни.

   Чем дольше шла война, тем сильнее  в тылу сокращалась норма хлеба в пайке и ухудшалось его качество. В годы войны в хлебе было всего 10 процентов муки, а основной вес составляли лебеда, овес, хвоя, свекольный жмых, опилки, крапива. Часто хлеб пекли из картофеля, смешанного с отрубями. Хорошего пекаря очень ценили во время войны. 

   Давид был хорошим пекарем. Его работа в тылу стала не менее важна, чем на фронте. Уфимский хлебозавод открыли в одном из небольших помещений моторного завода. В здание завезли шесть пекарных печей. Вся тяжелая работа производилась вручную. Хлебозавод должен был обеспечивать фронтовиков сухарями, а жителей города хлебом. Работали на заводе в основном молодые девушки в возрасте 15-17 лет. Пекарня не останавливалась ни днем, ни ночью. Цех топили дровами с углем круглые сутки. И еще надо было заботиться о круглосуточной охране. Слишком много было желающих ограбить пекарню.  

   Сильный голод обошел Уфу стороной. Главной едой для горожан стал хлеб. Женщинам полагалось в день 200 грамм, парням - 600, рабочим на заводах - 800. Чтобы получить свой паек, народ занимал очередь в шесть утра. 

    Давиду выделили небольшую комнатку в частном секторе, куда он смог забрать Лею с детьми из Троицка. Это было очень своевременно. Дети очень исхудали. А маленькую Этеньку Лея продолжала подкармливать грудью почти до двух лет. Из груди сочилась кровь, молока практически уже не было. Миня к тому времени все-таки записался добровольцем на фронт. Ему уже исполнилось 17 лет,  и удержать его было невозможно. 

    А вскоре было решено забрать Молку с четырьмя детьми из Узбекистана. Перед Давидом и Леей предстала ужасная картина - истощенная Молка и четыре ребенка с выпуклыми животами и тонкими ослабленными ножками и ручками. Но теперь всем вместе им стало намного легче. Молка вышла на работу, Лея смотрела за младшими детьми. Старшие ходили в школу и сад. На две их семьи полагалось два кирпичика хлеба. Женщины оставляли для еды одну буханку, а вторую обменивали на рынке на молочные продукты, овощи. Дети поправились, ожили. 

   Очень долго не было писем от младшего брата Мити. Оказалось, что он был ранен и контужен от взрыва снаряда. Прошел длительное лечение, а потом реабилитацию. Снова вернулся на фронт. Брат Фима получил осколочное ранение в ногу. Раненых в госпитале тьма. Хирургов не хватает. Первое решение врачей было - отрезать ногу, что было распространенной практикой во время войны. Но Ефим не дал, сопротивлялся до последнего, никого к себе не подпускал. Брат спас свою ногу, перенес много операций, осталась сильная хромота и  продолжали мучать постоянные боли. В госпитале он  познакомился с молоденькой медсестрой и решил связать с ней свою жизнь. Абраам писал с фронта, что наши перешли в наступление. И его полк движется к западным границам страны.

    В июле-августе 1944 года поступило сообщение об освобождении Западной Украины. Лея, Давид и Молка задумались о возвращении домой.

 

    

  

 

   

Глава 35. Солдатский треугольник

   

  

 Ровно пять лет назад я перестала писать продолжение своего рассказа про дедушку и бабушку. Новая часть уже даже имела название - "Солдатский треугольник". Понимаю, что обязана  продолжить. Но писать в том формате, что и раньше не получается (а может и получится). Это новая проба рассказать что же случилось с главными героями моего повествования. Моя перезагрузка состоялась. Надеюсь удачно. Спасибо тем, кто не забывал о моем блоге, моих рассказах и просил продолжения.

     Давид попал в кавалерию в кухонный взвод. В распоряжении его подразделения была передвижная кухня на колесах  на конной тяге. На марше кухня шла вместе с обозом, а при остановке оперативно раскладывалась, разводились костры и готовилась еда. У кавалеристов была своя особенность: из-за молниеносной мобильности и маневренности приходилось готовить простые блюда, чтобы довести еду до готовности очень быстро. При невозможности готовить, выдавались сухие пайки. Хлеб доставляли с тыла. У кавалерии были еще и "вторые едоки" - лошади. В обозе для них везли овес, сено, жмых. В условиях отступления кавалерия нередко жила "на подножном корме".

     Кавалерийские корпуса использовались  в той войне не как классическая конница  (атаки с шашками), а  в основном как мобильная пехота: бой в пешем строю, но с возможностью быстро перемещаться верхом. Кавалерийские корпуса закрывали слабые места  моторизации Красной Армии, действовали в условиях бездорожья, лесов, болот, где танки и грузовики застревали. Кавалерия совершала глубокие рейды в тыл к немцам, внезапно атакую коммуникации врагов. Основная тактика - стремительный маневр, внезапный налет, разведка, захват пленных. 

     Первые месяцы, как и вся Красная армия,  корпус кавалерии, где служил Давид, непрерывно отступал на восток. Кормить в таких условиях солдат было очень тяжело. Не всегда была связь с тылом, не всегда были продукты. Немцы захватывали  новые и новые продовольственные склады на оккупированных территориях Советского Союза. Эшелоны с востока с провиантом разбивала немецкая вражеская авиация. Приходилось делать частые рейды верхом на лошади вглубь тыла и быстро возвращаться в свою часть. И тут же получать приказ срочно выступать в другом направлении. Кавалерия двигалась быстро и часто приходилось жить за счет деревень. Забирали у сельчан хлеб, картошку, овощи, молоко, мясо, сало. Для лошадей - овес, сено, солому. Иногда Давиду приходилось варить суп из крапивы, щавеля, лебеды, а зерна жевали прямо из колосьев.  

В первые месяцы отступления бывали случаи, когда командиры давали приказ забивать раненых или ослабевших лошадей - мясо шло на питании бойцов. А если не хватало овса, лошади слабели, падали, снижая боеспособность части. Поэтому иногда действовали наоборот - продукты предназначенные для  людей отдавали на корм коням.

     Уже находясь в своем новом подразделении в кухонном взводе кавалерийского корпуса, имея постоянный номер полевой почты, Давид смог отправить запрос в Красный Крест на поиск своих родных, а так же обратиться через командира корпуса в военкомат, в НКВД, в эвакуационную комиссию. Он понимал, что не получиться связаться с семьей, если она осталась на оккупированной территории, находящейся сейчас в руках фашистов. Давид не знал или кто-то из семьи успел эвакуироваться, но очень верил, что до захвата немцами их родного города Староконстантинов, кто-то уехал и уцелел.

     Трудно представить как обрабатывались эти запросы, сколько рук, глаз должны были соединять людей с фронта  со своими эвакуированными родственниками. Помогали газеты и радио, в которых передавались просьбы о розыске. Иногда через земляков, соседей, если кто-то был в тылу в том же городе. Очень много запросов поступало в эвакуационную комиссию, которая была обязана регистрировать все эшелоны приходящие к месту эвакуации. Огромный тяжелый напряженный труд сотен людей помогал в розыске своих родных.

     Давид верил и ждал, ждал и верил.

     Точно так же и Лея верила и ждала в Троицке. Она подала в Красный Крест несколько заявок сразу - на поиск  брата Фимы, который был на фронте, на поиск сестры Молки, которая до войны жила в другом городе Украины (Лея верила, что сестра смогла выехать с тремя детьми так же как и она). Пробовала Лея узнать что-то и про своих родных из Польши и из оккупированной Украины, но ей сразу отказали. Никто не имел никакой информации о людях, попавших в оккупацию. 

     На почте у Леи взяли только три треугольника-письма для  мужа Давида (Лея была уверенна, что Давид продолжает служить в своей части) и для младшего брата Мити, который  призвался еще до войны в ряды Красной Армии, и у Леи был  номер его полевой почты, а также треугольник для Абрама, старшего родного брата Мини, который до войны жил и учился в Москве.

    Ожидание. Вера. Надежда. Терпение. Большая любовь. Это помогало выжить. Первый треугольник, первая весточка пришли от брата Мити. Его листок был полит слезами. Митя был на фронте, отступал с боями со своим полком, оставлял свою родную Украину на растерзание врага. Он даже не поверил своему счастью, получив весточку от Леи, узнав, что у него родилась еще одна племянница. Из письма Леи  выяснилось, что родители Перл и Зюсь, и Айзик, старший брат, остались в Украине, что ничего неизвестно про семью Молки, что Ефима забрали на фронт в первые же дни войны, что Давид уехал на фронт со своей частью, а вестей из Польши так и не было.

     Лея сразу села писать ответ Мите. Она была безумно рада, что в этом огромном и страшном хаосе нашлась родная душа, которая так же нуждалась в ее поддержке. Лея писала, что они устроены, и дети сыты, и Шмулик ходит в школу, а Нюсенька в садик. Миня учится и работает. И рядом дорогая подруга Геня с дочкой и мамой, которые ей помогают. Не хотела расстраивать брата, наоборот, хотела его ободрить и поддержать. Осталось дождаться весточки от всех других любимых  и  родных.

    Второй треугольник пришел из Москвы. Писала незнакомая женщина, комендант общежития, в котором до войны жил Абраам, учась в селькохозяйственной академии. Женщина извинилась за то что вскрыла чужое письмо, но сделала это из наилучших побуждений, понимая, что родных волнует судьба Абраама. Информация была такая - в первые же дни войны парень ушел добровольцем на фронт. Про него она больше ничего не знает, но женщина обещала обратиться в соответствующие службы прямо в Москве, чтобы передать адрес брата Мини из Троицка. Так появилась еще одна зацепка, еще одна маленькая надежда. Женщина сдержала свое обещание, и вскоре Миня получил  официальное письмо из московского военкомата с адресом полевой почты брата. Юноша сразу же написал письмо брату на фронт. А в середине зимы  Миня получил  солдатский треугольник с фронта от брата Абраама. Когда началась война, Абраам решил бросить учебу и поспешил добровольцем в военкомат. На фронт его сразу не отправили, и  так как он учился в академии сельского хозяйства, то направили на ускоренные офицерские командные курсы артиллеристов в Московское артиллерийское училище. 

    На фронте не хватало специалистов, в июле-августе 1941 года началась экстренная подготовка командиров  артиллеристов. Курсы, которые раньше длились до 12 месяцев, теперь сокращали до 3-4 месяцев. И уже  в конце осени многим курсантам были присвоены звания младших лейтенантов, и они были отправлены на фронт. Ехать далеко не пришлось, война для Абраама началась прямо на подступах к Москве. Его полк участвовал в обороне столицы. Затем переброшен на территорию центральной части России. 

    Спустя некоторое время Лея получила письмо от сестры Молки, которая успела эвакуироваться из городка в Украине, где она проживала с мужем  и детьми, в Узбекистан. Молка так же ничего не знала о судьбе родных, и так же как и Лея обратилась в Красный Крест в надежде найти хоть кого-нибудь из семьи. Письмо сестры было очень печальным. Муж Молки погиб почти сразу в начале войны. Его призвали на фронт, но эшелон, в котором он ехал на запад, был разгромлен вражеской авиацией. Молка осталась одна с четырьмя детьми.  Для Леи это была неожиданная новость. Когда началась война у сестры было трое деток - Наум, Эмиль и Ида. Еще весной 1941 года родители Леи навещали сестру, но никто не знал о новой беременности Молки. В начале января 1942 года Молка родила сына Леню. Теперь женщина осталась вдовой с четырьмя маленькими детьми. Потом нашелся и брат Ефим. Он был на фронте и воевал в составе Южного фронта. 

    Так по крупицам восстанавливалась связь между родными людьми, разбросанными этой проклятой войной по всей стране. Но самым больным и страшным для Леи была тишина от Давида, она до сих пор не получила никакой весточки от любимого мужа.

    

    

     

Рассказ очевидцев

Скоро два года со дня ужасной трагедии...

 https://www.youtube.com/watch?v=gRATEKL3N3Q&ab_channel=%D0%A0%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%9A%D0%B0%D0%BF%D0%BB%D1%83%D0%BDOTEF-%D0%B8%D0%BD%D1%84%D0%BE%D1%80%D0%BC%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D0%BD%D0%B0%D1%8F%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0%D0%98%D0%B7%D1%80%D0%B0%D0%B8%D0%BB%D1%8C

Это кибуц, где мой муж проработал 12 лет в типографии. У Пети мы бывали в гостях.  И у погибших Марины и Игоря... Всё... молчу...

Вот после всего этого ужаса, ООН (организация объединенных нацистов) идет на поводу у хамасятинцев, и принимает решение о создании бандитского государства палэстина во главе с убийцами. Позор! Да воздастся всем голосовавшим за эту резолюцию по заслугам!!! 

Крик боли

        Гуляли в выходные с друзьями по набережной возле моря. Захотелось спуститься ближе к воде. Кто-то предложил спуститься к террасе, которая находилась на уровень ниже от прогулочной дорожки. И вдруг услышали жуткий крик. 

      Так может кричать человек, которому очень больно, которого пытаются убить, который испугался, увидев что-то страшное. Не знаю, как еще передать этот леденящий душу зловещий, грозный, нечеловеческий крик. 

      Мы поспешили к ступенькам. Пока бежали крик раздался еще несколько раз. Этот крик заставил нас даже остановиться, потому что стало очень страшно. И вдруг увидели, что снизу по ступенькам поднимается пара - мужчина и женщина. Они сразу поняли, что мы намеренны спуститься на террасу. 

- Не надо спускаться. Там сидит мужчина, которому плохо.

На наш удивленный взгляд, ответили, что это не физическая боль, а душевная.

- Он извинился. Он сказал, что ему очень тяжело и плохо. И он обязан прокричаться от всего, что наполняет его. Лучше не тревожить его. Подождите здесь.

     Пока мы разговаривали с незнакомой парой, крик боли раздался еще пару раз. Мы стояли сверху и видели, что на скамье сидит мужчина, вцепившись в перила. Посоветовались и решили его не трогать. Постояли еще немного, пока крики не прекратились. Мужчина встал, повернулся в нашу сторону, развел руками. Он выпустил свой "пар". А нам перехотелось уже спускаться к террасе.

   Сегодня вокруг столько боли, столько зла. Внутри в душе накопилось!!! Подумала, что тоже хочу прокричаться!!!