Часть 17 . Рождение новой жизни

     Давид ушел. Он растворился в темноте ночи. Лея еще слышала голос мужа, еще на руках осталось тепло его рук, но никакая сила  уже не могла  вернуть их  в привычную мирную жизнь. Война разделила всё и всех по своим  жестоким и страшным законам.
    Раннее утро 23 июня  в маленьком украинском городке началось с жуткого, пронизывающего завывания сирен, сильных бомбежек, бесконечных проводов  вновь мобилизованных, устрашающих сводок с фронта, похорон погибших накануне 22 июня людей. И началась эвакуации. Все были втянуты в этот безжалостный конвейер под названием "война".
     Все, кроме Леи. Предстоящие роды, расставание с мужем, казалось, отобрали последние силы у молодой женщины. Она молча подчинилась просьбам старшего брата и перешла жить с детьми в родительский дом. Молча ходила со всеми в убежище, когда следовала  соответствующая команда, тяжело опираясь на руку брата. Дети бежали впереди с дедушкой и бабушкой и постоянно оглядывались, умоляя маму идти быстрее. Лея давала им знак рукой: "Бегите, бегите, не надо меня ждать." Айзик терпеливо и бережно вел Лею, понимал, как тяжело сейчас сестре, помогал спускаться по лестнице в подвал небольшого двухэтажного здания, которое находилось недалеко от их дома. Почти в полной темноте десятки людей располагались на небольшом пространстве, прижавшись друг к другу, пережидая очередную бомбежку. Айзик нашел для Леи небольшой деревянный ящик, чтобы она не сидела на холодном полу. Сам садился сзади сестры, упираясь своей спиной в ее спину, чтобы ей легче было сидеть в неудобной позе.
   Тусклый свет от нескольких свечей дрожал после каждого разрыва бомбы. Кто-то плакал, кто-то причитал, кто-то ругался. "И где же наша армия? Почему никто не дает отпор? Что с нами будет? Когда это закончится?". Паника и страх властвовали над сознанием людей. Лея в этот момент хотела забыться: "Пусть это будет страшный сон, и когда я проснусь, рядом будут Давид и мои дети. Голубое небо, зеленая трава и яркое летнее солнышко". Она прикрывала глаза, уши зажимала руками, но...ничего не происходило. Темный страшный сырой подвал, люди, застывшие в ужасе, и очередной вой и грохот от разорвавшейся бомбы окружали ее плотным черным кольцом. Ребенку внутри передавалось волнение матери, и он начинал биться руками и ногами, причиняя еще и физическую боль. Лея гладила огромный живот, пытаясь успокоить малыша, со страхом думая о его будущем: "Что будет? Что будет? За что нам это?".
  После отбоя воздушной тревоги все возвращались домой. Лея с трудом шла, потирая кулаками застывшую спину, жмурясь от яркого света.

- Мама, мама, мы больше сюда не вернемся? - спрашивали дети.

Но никто из взрослых не знал ответ на этот вопрос.

   Во многих дворах у соседей уже лежали собранные домашние вещи. К некоторым подъезжали подводы, люди укладывали свои пожитки и уезжали на вокзал, где уже стояли железнодорожные составы, отправляющиеся на восток подальше от войны. Кто-то, не дождавшись подвод, уходил пешком, погрузив вещи на ручную тележку.

- Лея, вы собираетесь эвакуироваться?- спросил кто-то из соседей.

- Нет, я даже не думаю об этом, - ответила Лея.
   

  В их доме тема отъезда не обсуждалась. Родители были твердо убеждены, что немцы не смогут причинить зла евреям. Брат Айзик верил, что после открытия границ с Польшей, его семья теперь уже точно сможет добраться в Украину, а значит их надо ждать в доме у родителей, или можно будет взять разрешение у немцев и самому поехать в Польшу. Лея, конечно, помнила слова женщины из городского совета, просившей евреев уезжать, но запрещала себе даже думать о плохом. Она твердо знала - ее семья остается в своем родном украинском городке.

   Прошел еще один день, а за ним наступил еще один. Все так же звучали сирены, все так же падали бомбы на город, сводки с фронта становились все более угрожающими, все больше домов осиротело, проводив своих детей на фронт. В магазинах народ сметал все продукты подряд, пустые полки, разбитые окна, поломанные двери встречали покупателей. Через город двигались колонны беженцев из западных городов Украины. Люди просили еду и воду, рассказывали ужасы и двигались дальше на восток. Каждый день из города уходило несколько железнодорожных составов, на запад - с мобилизованными солдатами и военной техникой, на восток эвакуировали заводы, фабрики и гражданских людей. Обстановка ухудшалась, и уходила вера в то, что эта война быстро закончится.

  25 июня с утра опять завыла сирена. Все побежали в бомбоубежище. Подвал двухэтажного дома стал укрытием для многих семей, живших поблизости. На первом этаже дома находились парикмахерская, аптека, галантерея. На втором этаже находились жилые квартиры. За эти несколько дней войны все стали друг другу, как родные, общее горе и страх объединили людей. Лее в тот день было очень тяжело идти, если бы не дети, то никакая другая сила бы не заставила ее спуститься  в подвал. И бомбежка была в тот день особенно интенсивной. Сидя на ящике, женщина почувствовала, что начались сильные схватки, которые усиливались от грохота и сирен.

- Я рожаю, - простонала Лея в ужасе.

- У нас рожает женщина, - пронеслось по темному подвалу.

- Расступитесь, - к семье Леи приближалась женщина,- я работаю в аптеке, сейчас что-нибудь придумаем. Заберите детей. Кто может поделиться одеждой? Кто живет в доме? Нужна кипяченая  вода.

  Женщина- аптекарь быстро и четко давала какие-то распоряжения. Все слушали ее беспрекословно. Очень быстро расчистили место для роженицы, подстелив на пол одежду. Мужчины  и дети пересели в дальний угол подвала, а женщины сели вокруг Леи, закрыв ее своими телами и повернувшись к ней спиной.

 - Я в аптеку за спиртом и всем необходимым, кто еще может помочь?- и рискуя своей жизнью, женщина побежала наверх.

- Я могу помочь,- отозвалась пожилая женщина, - мне приходилось принимать роды.

   Общими усилиями было приготовлено все необходимое для принятия малыша. В тазике плескалась теплая кипяченая вода, белоснежная марля была заботливо приготовлена для младенца, продезинфицирован спиртом медицинский нож.

- Не бойся, дорогая. Все будет хорошо, ты тужься, кричи, не стесняйся.

  Новая жизнь рвалась наружу, разрывая тело Леи. Она стонала, прикусывала губы до крови, стесняясь кричать. А рядом ревели вражеские самолеты, рвались бомбы, все стены в подвале дрожали, и земля гудела от своей невыносимой боли. Люди в подвале затихли. Все ждали.

   Новый грохот от разорвавшейся бомбы слился в одно целое с криком ребенка.

- Родила!!! У тебя родилась девочка, Лея. Поздравляю,-  произнесла женщина, принимавшая роды.

    Заботливые руки уже умывали и закутывали малышку, а потом положили ее на грудь к матери. Лея плакала после пережитого. А вокруг радовались люди. Равнодушных не было. Это было настоящее чудо - рождение ребенка в этом страшном и темном подвале. Это была победа жизни над смертью, это была надежда на будущее.

- Как назовешь девочку?- спросила женщина-аптекарь.

- Еще не знаю, мы с Давидом не хотели заранее давать имя.

- А можешь назвать ее Этя, в честь моей матери? Я одинокая, у меня уже никогда не будет своих детей, и имя передать некому. Я буду тебе очень признательна, - попросила женщина тихо и, сглотнув ком стоявший в горле, добавила, - ты же знаешь, что в еврейской семье нельзя забывать имена своих родных, ушедших в мир иной.

- Я согласна. Думаю, что Давид бы не возражал,- ответила Лея, - у меня теперь есть еще одна доченька - Этенька, и спасибо Вам за все.

- Береги девочку, теперь она носит имя моей мамы, будьте счастливы и живите долго.

 Женщины обнялись. Лея тогда еще не могла знать, как имя, данное при рождении девочки, сможет изменить всю будущую жизнь ее семьи.