Часть 20. Отъезд

   С утра  в доме началась суета. Все пытались заниматься какими-то делами, чтобы не оставаться наедине со своими тяжелыми мыслями.
   Айзик принес из колодца свежей холодной воды. Перл вскипятила воду. Первой искупали маленькую Этеньку в большой миске, специально обработанной слабым раствором марганцовки. Купали с большой осторожностью, чтобы не задеть еще не отпавшую и не зажившую пуповину и, пытаясь  по мере возможности, не намочить ее. Затем искупали Шмулика и Нюсеньку. Переодели детей в чистую наглаженную одежду. Перл взялась заплетать косички маленькой любимой внучке. Пышные вьющиеся волосы Нюси путались, девочка смешно качала головой, мешая бабушке.

- Пожалуйста, Нюсенька, не крутись, а то получится криво,- просила Перл, еле сдерживая рыдания. Она не могла поверить, что придется сейчас расстаться с внуками, которые были смыслом всей ее жизни.
 
   Лея тоже искупалась и переоделась во все чистое. Затем еще раз проверила все документы. Паспорт, свидетельства  о рождении старших детей. Младшую Этеньку не успели зарегистрировать. У малышки даже не было справки - выписки из роддома о рождении. На большом тетрадном листе Лея аккуратно записала все домашние адреса - родителей, сестры Молки, польские адреса троих братьев, адрес брата Иосифа, который жил в Америке, адреса родных Давида и номер полевой почты младшего брата Мити. Не был известен только адрес брата Ефима. Родители обещали сообщить Лее номер его полевой почты, как только будет известен адрес самой Леи, и придет долгожданное письмо от Ефима.
  Украдкой, чтобы не заметили родители и брат, из семейного альбома Лея взяла несколько фотографий своих близких и быстро вложила их внутрь паспорта.Она не могла себе объяснить зачем делает это, но что-то заставляло ее сделать именно так. Фотографий  в семейном альбоме было немного. Это было  дорогое удовольствие для семьи Леи ходить к фотографу. Быстро, перелистывая страницы альбома, женщина вспоминала самые важные события из жизни семьи. Родители. Сестра с мужем. Старшие братья. Все нарядные, строгие, как просил мастер в фотоателье.

- Лея, приехала подвода. Пора, доченька,- Зюсь своим окриком вернул Лею в действительность.
- Иду, папа,- ноги вдруг подкосились, в глазах потемнело. Женщина тяжело осела на стоящий рядом стул.

  Айзик и Миня уже выносили и укладывали на подводу вещи. Перл складывала  нехитрую еду в узелок, наливала воду в железные фляги.

  - Поторапливайтесь,- пожилой извозчик хмурился и злился.

  Работы у него было еще много, он не успевал ко времени развезти все заказы. Вчера у него отобрали пару молодых сильных тяжеловозов. Объяснили, что мобилизуют для фронта. Старик просил, чтобы не отбирали его дорогих  и любимых кормильцев, просил, чтобы и его забрали вместе с ними. Но никто его не слушал. "Это приказ. Война, старик. А ты коней жалеешь". Пришлось с утра запрягать старенькую лошадку, которая доживала свой век на конюшне. Теперь они стали складной парой: старый извозчик и немощная кляча.

  Наступила минута расставания. Все вышли во двор. И только сейчас заметили, что пропала Нюсенька. Девочки не было ни в доме, ни во дворе.

- Мама, подержи Этеньку, - попросила Лея, бережно передавая сверток Перл, а сама побежала искать старшую дочку.

  Нюсеньку нашли в соседнем дворе. Она держала в руках тряпичную куклу и какую-то детскую книгу, повернутую вверх ногами, и с важным видом рассказывала сказку.

- Доченька, скорее, мы уезжаем.
- Куда, мама?
- Далеко, поедем на поезде далеко-далеко.
- К папе? Он нас уже ждет?
- Да, родная,- схитрила Лея, не хотела, чтобы дочка расплакалась перед отъездом.

  Айзик помог усадить Нюсеньку на подводу. Лея направилась к матери, забрать Этеньку и попрощаться.

- Не отдам, - Перл крепко держала сверток с ребенком.
- Надо ехать, - ворчал  извозчик.

  На какое-то мгновение Лея решила, что мать права. Молча развернулась и пошла к подводе, оставив малышку в руках у матери. Даже Перл не ожидала такой реакции от дочери. Подвода тронулась со двора. Все молчали. Первым очнулся  Шмулик.

- Мама, мы оставляем маленькую сестричку у бабушки? Мама. Мама!!!! Как бабушка будет ее кормить? Мама!!!

 Мальчик пытался растормошить Лею, но она не реагировала на просьбы сына. От криков брата заплакала испуганная Нюсенька. В это время
сверток в руках Перл зашевелился и оттуда раздался слабый, но требовательный плач младенца.

- Стой!!! - Лея очнулась  и остановила извозчика, - доченька моя.

 Женщина бросилась к матери, забрала дочь, прижала к груди. Перл больше не сопротивлялась. Женщины обнялись, расцеловались.

- Спасибо за всё, мама. Папа, брат. Берегите друг друга. Нам пора.

  Выехали со двора. Пока можно было видеть друг друга, они махали руками на прощание. Лея навсегда запомнила эти три сгорбленные от горя фигурки своих самых родных людей, стоящих возле калитки, прижавшись друг к другу.


  Подвода медленно ехала, увозя Лею и детей на железнодорожный вокзал. То, что они увидели по дороге, поразило их до глубины души. Многие дома лежали в руинах после бомбардировок врага. Окна в уцелевших домах были либо наглухо забиты досками, либо заклеены крест-накрест бумажными лентами, чтобы стекла не разбивались от взрывов бомб. Некоторые улицы были завалены разным мусором, который никто не убирал, приходилось объезжать эти завалы, теряя время. Вместе с семьей Леи в сторону вокзала двигался нескончаемый поток людей. Кто шел пешком, кто так же, как и они ехал на подводе. Плакали дети, ворчали старики. И огромное вселенское горе и тяжелая скорбь были у всех на лицах. Никто не мог понять, почему приходится бежать из своих домов, оставляя родных, домашний скарб, животных. Война разрушала, убивала, разъединяла всё на своем пути.

  Не доезжая до привокзальной площади, пришлось разгружать подводу. Дальше проехать было невозможно из-за большого количества народа, желающего уехать в эвакуацию. Сначала Лея растерялась, но потом расспросив рядом стоящих людей, стала с детьми и племянником в длинную очередь. Оказалось, что несмотря на огромный наплыв людей, хаос, бомбежки, на вокзале работали ежесуточно представители из Красного Креста, которым помогали добровольцы, следящие за порядком на вокзале. Все отъезжающие обязаны были зарегистрироваться у одного из представителей Красного Креста, оставив свои паспортные данные. Только после этого, получив специальное разрешение, можно было садиться в поезд. Очередь была длинная, дети нервничали. Расплакалась маленькая Этенька. Кто-то крикнул издалека, чтобы пропустили женщину с грудничком на руках. Лея даже сразу не поняла, что речь идет о ее семье.

- Иди, иди, это тебе кричат, - кто-то подтолкнул Лею вперед.

  Держа в одной руке малышку, вторую руку Лея дала средней доченьке Нюсеньке, Шмулику велела держаться одной рукой за подол длинной юбки, во вторую взять котомку с едой. Нести вещи с одеждой и другими пожитками досталось Мине. Так и двинулись вместе, пробираясь сквозь толпу к столу, где записывали отъезжающих. Они остановились напротив мужчины, который производил отметки в каком-то журнале. Проверять документы  почему-то никто  у них не стал. Запись шла со слов. Продиктовав все данные - фамилию, имена, отчества, даты рождения своей семьи, Лея  с семьей получила разрешение пройти на перрон, где отъезжающих уже ожидал эшелон, который должен был увезти их подальше от войны в безопасное место.

  В своей жизни Лея ездила на поезде только однажды в 1938 году. Тогда, несколько лет назад, они всей дружной семьей ехали на свадьбу к ее старшему брату Мойне, который жил и работал в Польше. Родители, Лея с Давидом и детьми, Молка с мужем и детьми, младший брат Мирон. В поезде было уютно и тепло. Каждому досталась своя полка. Дети всю дорогу сидели возле окна, немного отодвинув аккуратные шторки, и с восторгом смотрели на проплывающие мимо леса, реки, незнакомые города и вокзалы. В вагоне имелся туалет, умывальник. У проводника всегда была кипяченная вода для чая. От той поездки у Леи остались самые хорошие воспоминания.

  Выйдя на перрон, Лея стала искать глазами пассажирский поезд. Но увидела перед собой товарный состав.

- Что застыли? Садитесь быстрее, занимайте места,- скомандовал кто-то.

- Нас повезут в товарном вагоне? - спросила Лея обеспокоена, - но у меня маленькие дети.

- Нет, других составов. Хорошо, что эти еще успели подогнать. Да, садитесь же скорее, пока места еще остались. А вагон этот называется теплушка,- сказал  этот кто-то со знанием дела.

 - Сюда идите, - раздался голос из близстоящего вагона, - здесь еще есть свободные нары.

Кто-то помог им подняться в вагон, занести вещи. Только теперь Лея поняла, что сделала страшную ошибку, уехав из родного дома от родителей. Но обратной дороги уже не было. Эшелон медленно двинулся на восток, увозя людей от войны.

Часть 19. Бессонная ночь

    Ночи в конце июня самые короткие. Чтобы солнце светило дольше и ярче обычного, чтобы земля прогревалась вдоволь. И птицы пели громче, и цветы распускались яркими красками, и дожди проливались бесценным даром. Природа позаботилась, чтобы в это время года всё живое купалось, наслаждалось, радовалось и тянулось к жизни.
 
    Та ночь, с 27 на 28 июня 1941 года, стала бессонной и самой короткой для всей семьи Леи. Никто не торопил наступление нового дня. Ночная летняя  приятная прохлада с уютной трелью сверчка за печкой дарила всем надежду на то, что война скоро закончится, что все снова будут вместе, как и раньше, и что не надо будет принимать никаких решений об отъезде.

    Накануне Лея и Перл собирали вещи и готовили еду в дорогу. Перл не переставала плакать ни на минуту, а Лея продолжала уговаривать мать уехать вместе всей семьей в эвакуацию. Женщины спорили о том, сколько брать вещей с собой, брать ли теплые вещи.

- Куда вас повезут?  Где жить будете? Когда вернетесь? - причитала Перл и пыталась уложить в котомку, завязанную из женского коричневого платка, еще какую-то одежду для детей.

- Не знаю, мама, но надеюсь, что скоро вернемся. Ты много не клади в котомку, тяжело будет мне, - просила Лея, вызывая у матери новые страдания.

   Для маленькой Этеньки разрезали несколько белоснежных простыней на пеленки. В чистый отрез марли завернули  маленький кусочек белого хлеба, предварительно смочив мякиш грудным молоком, получилась пустышка, чтобы ребенок не плакал в дороге.

- Лея, а если у тебя молоко пропадет, чем ребенка станешь кормить? На погибель отпускаю, -  завыла Перл в очередной раз, - не пущу никуда. Оставь хоть малышку. Она не переживет дорогу. Где купать ее будешь? Где спать она будет?

  Ни одного ответа на многочисленные  вопросы матери у Леи не было. Она даже не хотела задумываться обо всех трудностях, которые могут быть в дороге. Какое-то внутреннее упрямство заставляло ее продолжать готовиться к отъезду.

  Ближе к вечеру пришел Миня. У него в руках тоже была завязанная котомка с личными вещами и едой в дорогу. Парень был расстроенный. Он мечтал сбежать на фронт, чтобы бить фашистов. Его сверстники, пятнадцатилетние подростки, оставались дома и собирались воевать с врагом, а он должен был сопровождать тетю Лею и ее троих детей неизвестно куда в такое непростое время, то есть  трусливо бежать из города. Миня задумал довезти тетю с детьми в ихнюю эвакуацию, как просили его мама и дедушка, и сбежать оттуда на фронт.

  Уложив детей спать, Лея вышла на крыльцо родительского дома. Такое же огромное звездное небо, как и в день прощания с Давидом. Так же притягательно освещает все вокруг луна, и так же дурманит запах цветов. Лея смотрела в небо и задавала в сотый раз один вопрос: " А правильно ли я поступаю?" Тишина, до боли сжимающая виски, была ей единственным ответом.

   Не могли уснуть в ту ночь и Мойше с Песей. Переживания последних дней, расставания с сыновьями, которые ушли на фронт, волнение за внуков лишили их сна. Они сидели за огромным столом, который остался стоять на небольшой кухне их маленького дома. Когда-то здесь кипела жизнь. Четырнадцать детей выросли, расправили крылья и упорхнули из этого дома.

- Мойше, я же даже не видела младшую дочку Давида. Знаешь, я чувствую, что нам уже не суждено увидеться.

- Песя, не гневи Б-га. Мы будем молится за них,- возражал жене Мойше, но было видно, что и он не уверен ни в чем, - пойдем спать, родная.

  Бессонная ночь ждала и Мирьям. Она была твердо убеждена, что спасает сына Миню, отправляя его с Леей. Ее муж Соломон был мобилизован в армию два дня назад. Самый старший сын Абраам учился в Москве в сельскохозяйственной академии. Скоро он должен был приехать на каникулы домой. Рядом с Мирьям оставались еще  трое младших детей - две дочки и сын. Лея просила Мирьям поехать вместе с ней, но женщина не могла решиться. Вся  ее родня оставалась дома.

- Нет, Лея. Я не смогу. Буду ждать Абраама и Соломона дома. А ты береги Миню, - таков был ее ответ.

   Ночь длинною в жизнь ждала и Зюся с Перл. Зюсь, как мог успокаивал жену, но сам еле сдерживал рыдания. Проклятая война забирала последние силы  у стариков.

  Айзик тоже не спал. Вышел на крыльцо, сел рядом с Леей.

 - Сестренка, родная моя, любимая. Я бы поехал с вами обязательно. Знаю, как тебе трудно одной, но я не теряю надежду увидеть свою жену и детей. Ты должна меня понять. Извини.

- Да, я понимаю тебя, брат. Береги родителей. Ты теперь остаешься рядом с ними один.

 - Пойдем в дом, Лея, тебе надо отдохнуть перед дорогой,- позвал сестру Айзик.

- Спасибо, родной, я еще немного посижу здесь, - отозвалась Лея.

  Не могла объяснить брату, что сейчас, глядя в небо, разговаривает с Давидом.

  Не спал той ночью и Давид.

   Он теперь был далеко от родного дома. После расставания с родителями, детьми и Леей он вернулся в расположение своей части. На рассвете 23 июня, погрузив технику, орудия, полевую кухню в грузовые вагоны военного эшелона,  его часть была отправлена на запад на фронт бить врага. Состав ехал медленно. Время от времени останавливались. Иногда следовала команда : "Из вагонов в рассыпную". Фашистские бомбардировщики делали свою черную работу. После налетов хоронили убитых, перевязывали раненых. И следовали дальше. Пару раз останавливались надолго. Кто-то знающий говорил, что ремонтируют железнодорожные пути, поврежденные вражескими бомбами  или надо переждать встречный состав. Чем дальше ехали на запад, тем больше встречали беженцев. Люди шли нескончаемой колонной  на восток. Измученные, грязные, голодные. Лицо войны было страшным.

   После очередного  вражеского налета не последовала знакомая команда: "По вагонам!!!".
Командир дал команду разгружать вагоны и выдвигаться пешим ходом. Стало ясно, что враг совсем близко, и дальше состав уже не сможет проехать. Еще какое-то время шли пешей колонной на запад. И все отчетливее становилось понятно, что фронт все ближе и ближе.
Время от времени был слышен еще далекий, но уже отчетливый звук орудий. Где-то шли ожесточенный бои. А потом опять налетела вражеская авиация. Бомбили  их в тот день беспощадно. Давид с другими бойцами, перебежав открытое зеленое поле, укрылся в лесу. Вокруг рвались снаряды, все дрожало и стонало от боли. Иногда раздавались страшные крики раненых и последние надрывные стоны умирающих. Давид закрыл голову руками, прижался к земле и стал молиться.

  Из всей колонны их осталось человек тридцать - сорок. Командир погиб. Почти все орудия были искорежены. Полевая кухня разбита. Куда идти и что делать никто не знал. Собрали оставшееся оружие с убитых, перевязали раненых и решили уйти с дороги в лес.

  Ночью с 27 на 28 июня Давид не спал. Он лежал рядом с другими бойцами на земле в чужом незнакомом лесу и смотрел сквозь ветви деревьев в небо. И разговаривал с Леей.

- Лея, береги наших детей, я заклинаю тебя, - просил Давид.

- Я слышу тебя, мой родной,- отвечала Лея на пороге дома,- у нас родилась еще одна доченька.

- Уезжай, Лея,- умолял Давид.

- Не волнуйся, мы завтра уезжаем.


Ни в тот момент и никогда после, Лея не могла объяснить ни себе, ни кому-то другому, какая неведомая, непостижимая сила заставила ее забрать  троих детей и уехать из родного дома ...





   

Часть 18. Выбор

    Домой после отбоя воздушной тревоги из темного и сырого подвала возвращались всей семьей с маленьким плачущим свертком. Рождение новой жизни одновременно и радовало, и пугало. Никто не мог сказать, что готовит завтрашний день, и всё-таки надеялись на лучшее.

  Еще один жаркий летний день 26 июня  прошел в заботах о новорожденной. Малышка, своим появлением на белый свет в это непростое время, затмила другие проблемы. Старшие брат и сестра не отходили от маленькой сестренки Эти, пели ей песни, рассказывали сказки.

- Она еще ничего не понимает,- пыталась объяснить Лея детям.

- Понимает, мама, смотри, как она открывает глазки,- возражали Шмулик и Нюся.

   И правда, на Лею смотрели маленькие глазки-пуговки такие же карие, как и у матери.
 "Вот и младшенькая будет темноволосая и кареглазая, как и я. А мы с тобой, Давид, мечтали, что ребенок родится рыжеволосый с голубыми глазами, как ты.",- мысленно разговаривала с мужем Лея. Воспоминания о муже не давали покоя: "Где ты, родной? Когда вернешься к нам? Как же тяжело без тебя!!!".
  Но горевать и лить слёзы времени не было. У молодой женщины еще нестерпимо болела поясница, еще кружилась голова от слабости после вчерашних родов, но возле своих детей она пыталась забыть обо всех трудностях. Родители и брат тоже были рядом с Леей и помогали ей, чем  могли. И для них рождение малышки стало лучиком света и надежды среди  жуткого хаоса войны.

  На следующее утро 27 июня кто-то настойчиво постучал в дверь дома. Старый Зюсь вышел встретить нежданных гостей. Вернулся он с женщиной, которая помогала Леи во время родов в подвале бомбоубежища.

-  Доброе утро, Лея. Как маленькая Этенька?

-  Спасибо, все хорошо. Девочка сейчас спит, проходите в дом, как же мы Вам благодарны.

Лея обрадовалась приходу женщины-аптекаря, которая стала для нее очень близким человеком.

-  И Вам спасибо за имя матери. Но...я пришла поговорить об отъезде.

-  Каком отъезде? Мы не собираемся никуда уезжать,- насторожилась Лея.

-  Уезжать надо. Собирайтесь, я помогу достать подводу для вещей. Завтра привозят лекарства в аптеку,  я постараюсь договориться с извозчиком, чтобы он отвез вас на станцию, как раз к отправке эшелона. Будьте готовы.

- Нет, спасибо, но мы не собираемся уезжать из города, - опять возразила Лея.

К их разговору подключились Перл и Зюсь, вступаясь за дочь.

- Как же она поедет сама с детьми? Малышке только два дня отроду. Даже слышать не хотим.

- А разве вы не поедете с дочкой? - спросила женщина удивленно.

- Нет. Мы не поедем. Старые мы уже. Дом, хозяйство, огород на кого оставить?  Давид, Ефим, Митенька  из армии куда письма писать будут? Ждем еще, когда сыновья из Польши приедут с семьями. И старшая дочь с детьми обещала приехать погостить этим летом. И Лею не отпустим никуда.

- Но вы же слышали, что фашисты хотят уничтожить всех евреев. Пожалейте детей. У них еще вся жизнь впереди. Немцы скоро будут в нашем городе.

- Не тронут немцы евреев. Лучше мы переждем плохие времена дома. Были уже в нашей жизни и погромы, и революции, и голод, и холод. Мы никуда не поедем и Лею с детьми не отпустим.

  Разговор затягивался. Женщина-аптекарь настаивала на отъезде, просила, умоляла, плакала.

- Лея, твоя девочка носит имя моей матери. Я хочу, чтобы малышка осталась жива. И я сделаю все, чтобы вы уехали. Лея, ради детей ты должна уехать. Я прошу, я тебя очень прошу, приготовь вещи к приезду подводы на завтрашний день. И пусть твоя семья тоже собирается. И родители, и брат. Нельзя  никому оставаться в городе. Фашисты уничтожают евреев. Да, поймите же вы!!!,- переходя на крик, уговаривала женщина.

  Лея с ужасом смотрела на кричащую женщину, которая пыталась вырвать ее и детей из родного дома и отправить неизвестно куда. Каждое слово женщины приносило невыносимые страдание и боль, ударяя в голову словно молотком. Тело вдруг стало тяжелым, черная пелена окружила Лею, и она стала медленно оседать на пол.
  Очнулась она  у себя на кровати. На лбу лежало мокрое полотенце, капельки холодной воды стекали по лицу.

- Доченька, ты в порядке, - Перл суетилась возле кровати дочери,- вот видишь, какая ты еще ослабленная после родов. Тебе покой нужен и отдых. Не вставай пока, мы справимся с папой и Айзиком. А женщина эта уже ушла, ты не слушай ее.

- Мама, надо ехать,- неожиданно для всех произнесла Лея, сама испугавшись своих слов.

- Что ты надумала? Не пущу никого никуда ехать. Зюсь, скажи ей пусть выкинет этот бред из головы.
  

Все ждали, что скажет старый Зюсь. Обычно жесткий в своих решениях мужчина вдруг обмяк, сгорбился. В его глазах появились скупые слёзы.

- Зюсь, не молчи,- Перл бросилась к мужу,- ты же не дашь им уехать.

  Звенящая тишина наполнила маленький дом.

- Перл, это дети Леи, она их мать, если она решила ехать их спасать, то мы не вправе ее останавливать.

- Мама, папа, Айзик, надо уезжать всем, - продолжала просить Лея.

- Нет, доченька, мама права. Мы останемся здесь ждать вашего возвращения,- ответил Зюсь и вышел из дома во двор.

Слезы душили его, он больше не мог сдерживать себя. Не хотел, чтобы кто-то из родных видел его слабость. Как много пришлось пережить ему за свою длинную жизнь! Но никогда он и предположить не мог, что придется расставаться с детьми и внуками, отпуская их неизвестно куда в это страшное время.

- Я не отдам тебе детей,- Перл схватила из люльки маленькую Этю, прижимая ее одной рукой к своей груди, другой рукой пытаясь обнять Шмулика и Нюсю, закрывая их от дочери своим телом, - можешь ехать сама куда хочешь. Не отдам детей никогда!

  Маленькая Нюся не понимая, что происходит сильно расплакалась. Она хотела к маме, но бабушка не пускала ее. Шмулик сильно испугался, он не любил, когда кричали и ссорились. Вырвавшись из бабушкиных рук, он бросился к Лее

 - Мама, я с тобой. Не оставляй меня.

  В это время на пороге комнаты показался Зюсь.

- К нам пришли гости, успокойтесь все.

 Следом за Зюсем в дом вошли Мойше, отец Давида и Мирьям, жена Соломона, старшего брата Давида. Узнав о рождении девочки, они пришли поздравить Лею и посмотреть на ребенка.

- Ну, где наша новорожденная ?

 Мойше подошел к Перл, которая держала на руках маленький сверток.

- Красавица. А как назвали девочку? Этя? А в честь кого это? Лея, когда ты придешь к нам, Песя хочет видеть внучку,- Мойше радовался и говорил без умолку.

Когда радость от первой встречи с внучкой отступила, Мойше вдруг увидел заплаканные, взволнованные лица своих родных.

- Что случилось? Что-то с Давидом? Говорите, не молчите.

- От Давида нет никаких новостей, он обещал написать, когда сможет. А мы собираемся завтра эвакуироваться.

- Кто собирается? С маленьким ребенком после родов? Вы в своем уме!

  Перл почувствовав поддержку, стала рассказывать о случившемся и о решении Леи. Мойше задумался. Он был в растерянности. Никто из его многочисленной родни не собирался уезжать из города. За эти пару дней войны он проводил троих сыновей на фронт, обещав им заботиться о внуках. В это трудное время все старались держаться вместе. И опять эта невестка, жена младшего сына, решила поступить по своему.

- Вы уезжаете всей семьей?

- Нет, уехать хочет только Лея и забрать с собой детей. Мы остаемся с Зюсем и Айзиком,- ответила Перл.

- Лея, ты понимаешь, что ты делаешь?

- Да, я хочу спасти детей, наших детей с Давидом. Он просил  меня беречь  наших детей.

- Но как ты поедешь сама с тремя детьми? Девочке только два дня исполнилось.

- Очень надеюсь, что дорога будет недолгой, и война скоро закончится,  и тогда мы сможем вернуться домой,- ответила Лея.


  Неожиданно Мирьям, стоявшая до этого молча, обратилась к Мойше.

- Папа, а наш Миня может поехать с Леей. Он все равно болтается без дела на каникулах, порываясь уехать на фронт. Пока пусть поможет Лее, а в конце августа поближе к школе вернется домой. Когда вы собираетесь ехать?

- Завтра за нами приедет подвода, надо успеть собрать вещи.

- Завтра!?

  Все застыли. Ждали, что скажет старый Мойше. А он стал молится, обращаясь к Б-гу за помощью. Ответом была сирена, возвещающая о новом налете вражеской авиации. Все  поспешили в укрытие в подвал. Бомбы сыпались на город. Война не зная пощады, убивала вокруг себя все живое. Там в подвале каждый принимал собственное непростое для себя решение.

- Лея, я против вашего отъезда, но это твой выбор. Бери детей и уезжай. Мирьям сейчас соберет Миню и пришлет к вам. Он мальчик смышленый, 15 лет исполнилось. Он будет помогать тебе. Берегите друг друга и берегите детей. А мы будем ждать вас.

  И опять наступило время расставания. Мирьям обняла Лею и стала просить беречь сына, не отпускать его на фронт. Все заплакали. Никто не знал, что ждет их впереди и правильный ли выбор они делают в эту минуту. Никто не знал. Но выбор был сделан.




 















  

Часть 17 . Рождение новой жизни

     Давид ушел. Он растворился в темноте ночи. Лея еще слышала голос мужа, еще на руках осталось тепло его рук, но никакая сила  уже не могла  вернуть их  в привычную мирную жизнь. Война разделила всё и всех по своим  жестоким и страшным законам.
    Раннее утро 23 июня  в маленьком украинском городке началось с жуткого, пронизывающего завывания сирен, сильных бомбежек, бесконечных проводов  вновь мобилизованных, устрашающих сводок с фронта, похорон погибших накануне 22 июня людей. И началась эвакуации. Все были втянуты в этот безжалостный конвейер под названием "война".
     Все, кроме Леи. Предстоящие роды, расставание с мужем, казалось, отобрали последние силы у молодой женщины. Она молча подчинилась просьбам старшего брата и перешла жить с детьми в родительский дом. Молча ходила со всеми в убежище, когда следовала  соответствующая команда, тяжело опираясь на руку брата. Дети бежали впереди с дедушкой и бабушкой и постоянно оглядывались, умоляя маму идти быстрее. Лея давала им знак рукой: "Бегите, бегите, не надо меня ждать." Айзик терпеливо и бережно вел Лею, понимал, как тяжело сейчас сестре, помогал спускаться по лестнице в подвал небольшого двухэтажного здания, которое находилось недалеко от их дома. Почти в полной темноте десятки людей располагались на небольшом пространстве, прижавшись друг к другу, пережидая очередную бомбежку. Айзик нашел для Леи небольшой деревянный ящик, чтобы она не сидела на холодном полу. Сам садился сзади сестры, упираясь своей спиной в ее спину, чтобы ей легче было сидеть в неудобной позе.
   Тусклый свет от нескольких свечей дрожал после каждого разрыва бомбы. Кто-то плакал, кто-то причитал, кто-то ругался. "И где же наша армия? Почему никто не дает отпор? Что с нами будет? Когда это закончится?". Паника и страх властвовали над сознанием людей. Лея в этот момент хотела забыться: "Пусть это будет страшный сон, и когда я проснусь, рядом будут Давид и мои дети. Голубое небо, зеленая трава и яркое летнее солнышко". Она прикрывала глаза, уши зажимала руками, но...ничего не происходило. Темный страшный сырой подвал, люди, застывшие в ужасе, и очередной вой и грохот от разорвавшейся бомбы окружали ее плотным черным кольцом. Ребенку внутри передавалось волнение матери, и он начинал биться руками и ногами, причиняя еще и физическую боль. Лея гладила огромный живот, пытаясь успокоить малыша, со страхом думая о его будущем: "Что будет? Что будет? За что нам это?".
  После отбоя воздушной тревоги все возвращались домой. Лея с трудом шла, потирая кулаками застывшую спину, жмурясь от яркого света.

- Мама, мама, мы больше сюда не вернемся? - спрашивали дети.

Но никто из взрослых не знал ответ на этот вопрос.

   Во многих дворах у соседей уже лежали собранные домашние вещи. К некоторым подъезжали подводы, люди укладывали свои пожитки и уезжали на вокзал, где уже стояли железнодорожные составы, отправляющиеся на восток подальше от войны. Кто-то, не дождавшись подвод, уходил пешком, погрузив вещи на ручную тележку.

- Лея, вы собираетесь эвакуироваться?- спросил кто-то из соседей.

- Нет, я даже не думаю об этом, - ответила Лея.
   

  В их доме тема отъезда не обсуждалась. Родители были твердо убеждены, что немцы не смогут причинить зла евреям. Брат Айзик верил, что после открытия границ с Польшей, его семья теперь уже точно сможет добраться в Украину, а значит их надо ждать в доме у родителей, или можно будет взять разрешение у немцев и самому поехать в Польшу. Лея, конечно, помнила слова женщины из городского совета, просившей евреев уезжать, но запрещала себе даже думать о плохом. Она твердо знала - ее семья остается в своем родном украинском городке.

   Прошел еще один день, а за ним наступил еще один. Все так же звучали сирены, все так же падали бомбы на город, сводки с фронта становились все более угрожающими, все больше домов осиротело, проводив своих детей на фронт. В магазинах народ сметал все продукты подряд, пустые полки, разбитые окна, поломанные двери встречали покупателей. Через город двигались колонны беженцев из западных городов Украины. Люди просили еду и воду, рассказывали ужасы и двигались дальше на восток. Каждый день из города уходило несколько железнодорожных составов, на запад - с мобилизованными солдатами и военной техникой, на восток эвакуировали заводы, фабрики и гражданских людей. Обстановка ухудшалась, и уходила вера в то, что эта война быстро закончится.

  25 июня с утра опять завыла сирена. Все побежали в бомбоубежище. Подвал двухэтажного дома стал укрытием для многих семей, живших поблизости. На первом этаже дома находились парикмахерская, аптека, галантерея. На втором этаже находились жилые квартиры. За эти несколько дней войны все стали друг другу, как родные, общее горе и страх объединили людей. Лее в тот день было очень тяжело идти, если бы не дети, то никакая другая сила бы не заставила ее спуститься  в подвал. И бомбежка была в тот день особенно интенсивной. Сидя на ящике, женщина почувствовала, что начались сильные схватки, которые усиливались от грохота и сирен.

- Я рожаю, - простонала Лея в ужасе.

- У нас рожает женщина, - пронеслось по темному подвалу.

- Расступитесь, - к семье Леи приближалась женщина,- я работаю в аптеке, сейчас что-нибудь придумаем. Заберите детей. Кто может поделиться одеждой? Кто живет в доме? Нужна кипяченая  вода.

  Женщина- аптекарь быстро и четко давала какие-то распоряжения. Все слушали ее беспрекословно. Очень быстро расчистили место для роженицы, подстелив на пол одежду. Мужчины  и дети пересели в дальний угол подвала, а женщины сели вокруг Леи, закрыв ее своими телами и повернувшись к ней спиной.

 - Я в аптеку за спиртом и всем необходимым, кто еще может помочь?- и рискуя своей жизнью, женщина побежала наверх.

- Я могу помочь,- отозвалась пожилая женщина, - мне приходилось принимать роды.

   Общими усилиями было приготовлено все необходимое для принятия малыша. В тазике плескалась теплая кипяченая вода, белоснежная марля была заботливо приготовлена для младенца, продезинфицирован спиртом медицинский нож.

- Не бойся, дорогая. Все будет хорошо, ты тужься, кричи, не стесняйся.

  Новая жизнь рвалась наружу, разрывая тело Леи. Она стонала, прикусывала губы до крови, стесняясь кричать. А рядом ревели вражеские самолеты, рвались бомбы, все стены в подвале дрожали, и земля гудела от своей невыносимой боли. Люди в подвале затихли. Все ждали.

   Новый грохот от разорвавшейся бомбы слился в одно целое с криком ребенка.

- Родила!!! У тебя родилась девочка, Лея. Поздравляю,-  произнесла женщина, принимавшая роды.

    Заботливые руки уже умывали и закутывали малышку, а потом положили ее на грудь к матери. Лея плакала после пережитого. А вокруг радовались люди. Равнодушных не было. Это было настоящее чудо - рождение ребенка в этом страшном и темном подвале. Это была победа жизни над смертью, это была надежда на будущее.

- Как назовешь девочку?- спросила женщина-аптекарь.

- Еще не знаю, мы с Давидом не хотели заранее давать имя.

- А можешь назвать ее Этя, в честь моей матери? Я одинокая, у меня уже никогда не будет своих детей, и имя передать некому. Я буду тебе очень признательна, - попросила женщина тихо и, сглотнув ком стоявший в горле, добавила, - ты же знаешь, что в еврейской семье нельзя забывать имена своих родных, ушедших в мир иной.

- Я согласна. Думаю, что Давид бы не возражал,- ответила Лея, - у меня теперь есть еще одна доченька - Этенька, и спасибо Вам за все.

- Береги девочку, теперь она носит имя моей мамы, будьте счастливы и живите долго.

 Женщины обнялись. Лея тогда еще не могла знать, как имя, данное при рождении девочки, сможет изменить всю будущую жизнь ее семьи.