Видишь ли, если приучишь собаку есть картошку, а потом положишь кусок мяса, то она все-таки схватит мясо, потому что это у нее в крови. А если ты дашь человеку кусочек власти, с ним будет то же самое: он за нее ухватится. Это получается само собой, потому что человек как таковой - перво-наперво скотина .
Фронт представляется мне зловещим водоворотом. Еще вдалеке от его центра, в спокойных водах уже начинаешь ощущать ту силу, с которой он всасывает тебя в свою воронку, медленно, неотвратимо, почти полностью парализуя всякое сопротивление.
Грохот первых разрывов одним взмахом переносит какую-то частичку нашего бытия на тысячи лет назад. В нас просыпается инстинкт зверя,- это он руководит нашими действиями и охраняет нас. Когда мы выезжаем из расположения части, мы просто солдаты, порой угрюмые, порой веселые, но как только мы добираемся до полосы, где начинается фронт, мы становимся полулюдьми-полуживотными.
Война сделал нас никчемными людьми. Мы больше не молодежь. Мы уже не собираемся брать жизнь с боем. Мы беглецы. Мы бежим от самих себя. От своей жизни. Нам было восемнадцать лет, и мы только начинали любить мир и жизнь; нам пришлось стрелять по ним. Первый же разорвавшийся снаряд попал в наше сердце. Мы отрезаны от разумной деятельности, от человеческих стремлений, от прогресса. Мы больше не верим в них. Мы верим в войну.
Фронт - это клетка, и тому, кто в нее попал, приходится, напрягая нервы, ждать, что с ним будет дальше. Мы отданы во власть случая.
Мы превратились в опасных зверей. Мы не сражаемся, мы спасаем себя от уничтожения. Мы швыряем наши гранаты не в людей,- какое нам дело сейчас до того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках?
В их облике за нами гонится смерть. Мы можем разрушать и убивать, чтобы спастись самим, чтобы спастись и отомстить за себя. Мы бежим, подхваченные неудержимо увлекающей нас волной, которая делает нас жестокими, превращает нас в бандитов, убийц, я сказал бы - в дьяволов. Если бы среди атакующих был твой отец, ты не колеблясь метнул бы гранату и в него! Отправляясь на передовую, мы становимся животными.
Мы бесчувственные мертвецы, которым какой-то фокусник, какой-то злой волшебник вернул способность бегать и убивать.
Мы хотим жить, жить во что бы то ни стало; не можем же мы обременять себя чувствами, которые, возможно, украшают человека в мирное время.
Каждый пережитый нами фронтовой день ложится нам на душу тяжелым камнем.
Что сталось бы с нами, если бы мы ясно осознали все, что происходит там, на войне?
Война не такая простая штука, как некоторым кажется.
- Началась бы война или не началась, если бы кайзер сказал "нет"?
- Ну пусть не он один, пусть двадцать-тридцать человек во всем мире сказали бы "нет", может быть тогда ее все же не было бы?
- Странно все-таки, как подумаешь зачем мы здесь? Чтобы защищать свое отечество. Но ведь и наш враг здесь, чтобы защищать свое отечество. Так кто же прав?
-Может быть, и мы и они.
- Войны возникают от того, что одна страна наносит другой тяжкое оскорбление.
-Страна? Ничего не понимаю. Ведь не может же гора в Германии оскорбить гору во Франции, Или скажем, река или лес, или пшеничное поле.
- Я же не то хотел сказать. Один народ наносит оскорбление другому...
- Тогда мне здесь делать нечего, меня никто не оскорблял.
- Тут ведь дело не в тебе и не в твоей деревне. Тут надо понимать как нечто целое, то есть государство!
- Государство! Полевая жандармерия, полиция, налоги- вот что такое ваше государство. Государство и родина - это и в самом деле далеко не одно и то же.
- Но все-таки одно с другим связано. Родины не бывает без государства.
- Так отчего бывают войны?
- Значит, есть люди которым война идет на пользу.
- Всякому приличному кайзеру нужна по меньшей мере одна война, а то он не прославится.
- Генералам война тоже приносит славу. Об них больше трубят, чем о монархах.
- Война скорее что-то вроде лихорадки. Никто как будто бы и не хочет, а смотришь- она уж тут как тут. Мы войны не хотим, другие утверждают то же самое, и все-таки чуть не весь мир в нее впутался.
Мы все одинаково боимся смерти и одинаково хотим жить.
Мы всегда слишком поздно прозреваем. Если бы нам почаще говорили, что вы такие же несчастные маленькие люди, как и мы, что вашим матерям так же страшно за своих сыновей, как и нашим, т что мы с вами одинаково боимся смерти, одинаково умираем и одинаково страдаем от боли!
Кажется непостижимым, что к этим изодранным в клочья телам приставлены человеческие лица, еще живущие обычной повседневной жизнью. Как же бессмысленно все то, что написано и передумано людьми, если на свете возможны такие вещи! До какой же степени лжива и никчемна наша тысячелетняя цивилизация, если она даже не смогла предотвратить эти потоки крови, если она допустила, чтобы на свете существовали сотни тысяч лазаретов, застенков. Лишь в лазарете видишь воочию, что такое война.
Я молод - мне двадцать, но все, что я видел в жизни,- это отчаяние, смерть, страх и сплетение нелепейшего бездумного прозябания с безмерными муками. Я вижу, что кто-то натравливает один народ на другой и люди убивают друг друга, в безумном ослеплении покоряясь чужой воле, не ведая, что творят, не зная за собой вины. Я вижу, что лучшие умы человечества изобретают оружие, чтобы такое длилось подольше, и находят слова, чтобы еще более утонченно оправдать всё это. И вместе со мной это видят люди моего возраста, у нас и у них, во всем мире, это переживает всё наше поколение. Что скажут наш отцы, если мы когда-нибудь поднимемся из могил и предстанем перед ними и потребуем отчета? Чего им ждать от нас, если мы доживем до того дня, когда не будет войны? Долгие годы мы занимались тем, что убивали. Это было первым призванием в нашей жизни. Всё, что мы знаем о жизни - это смерть. Что же будет потом? И что станет с нами?
Война - это нечто вроде опасной болезни, от которой можно умереть, как умирают от рака, туберкулеза, гриппа и дизентерии. Только смертельный исход наступает гораздо чаще, и смерть приходит в гораздо более разнообразных и страшных обличиях.
Внутри нас всё изрыто, как изрыта местность вокруг нас.
Война. Снаряды, облака газов и танковые дивизионы - увечье, удушье, смерть.
Дизентерия, грипп, тиф - боли, горячка, смерть.
Окопы, лазарет, братская могила, смерть - других возможностей нет.
Ветер надежды, несущийся над выжженными полями, неистовая лихорадка нетерпения, разочарование, небывало обостренный, трепетный страх смерти, мучительный вопрос: ПОЧЕМУ? Почему этому не положат конец?
