Часть 2. Давид

    Той ночью после разговора с женой Давид еще долго не мог уснуть. Тревога за жену и детей не давала ему покоя. Лея, свернувшись калачиком и прижавшись к мужу,  крепко спала. А он боялся пошевелится на их узкой кровати, чтобы не потревожить ее сон.
  Не мог он всего рассказать жене. Последние несколько лет Давид работал поваром при воинской части, которая базировалась возле их маленького городка. Его, конечно, не посвящали в дела военные, не его это ума дело. Корми вкусно и во время: вот и весь сказ. Но часто Давид слышал обрывки фраз офицеров, видел, с какими серьезными лицами они обсуждали новости. Последнее время  в их разговорах он все чаще слышал жуткое  слово  "война".
  Война уже шла. Далеко. В Европе. Больше года. По скупым сведениям, доносящимся из маленького радио, которое больше скрипело и гудело, чем выдавало нормальные звуки, невозможно было представить весь размах и ужас происходящего там. Статьи в газетах больше пестрили заголовками  о победах на трудовых фронтах - удачном сборе урожая, перевыполнение очередным героем пятилетнего плана за три года, о новой стройке века.     Всю информацию простой рабочий народ собирал по крупицам, передавая друг другу из уст в уста. Но и этого было вполне достаточно, чтобы понять, что война идет страшная, жесткая, убивающая людей, расползающаяся все дальше и, самое страшное, приближающаяся к границам Советского Союза.
" Нет, наше правительство не допустит войны, а если и нападет враг, то поплатится жестоко и быстро. Мы же самые сильные в мире!", - с такой утешительной для себя мыслью Давид уснул крепким и безмятежным сном.
  На работу Давид уходил рано-рано утром, чтобы успеть со своими помощниками приготовить завтрак для солдат. Лея с детьми еще сладко спали. Выйдя из теплого дома  в темноту осеннего дождливого утра, мужчина поежился от холода и быстрыми шагами направился в сторону расположения части.
  Он шагал по родному, маленькому, такому знакомому каждой улочкой местечку, где он родился и вырос. Изредка навстречу шли люди, которым тоже надо было по роду занятий быть на работе очень рано. Все знали друг другу, приветливо здоровались и, не останавливаясь, торопились по своим делам. На душе у Давида играл торжественный радостный марш от вчерашнего признания дорогой жены. Своих детей он очень любил, был строг в меру, по возможности баловал. Теперь у них с Леей будет еще один малыш. Еще одна радость и продолжение их рода.
  Сам Давид вырос в многодетной семье, был у родителей четырнадцатым  и самым младшим ребенком. Мама родила его в очень почтенном возрасте - почти в пятьдесят лет, будучи уже бабушкой. Старший брат  и две сестры Давида были уже семейными людьми, в их  молодых семьях подрастали свои дети, которые приходились маленькому Давиду племянниками и были старше его по возрасту. Жили голодно, тяжело. Иногда на обед, кроме  вареной в мундире картошки, не было больше ничего. Давиду, как самому младшему, давали еду в первую очередь. А потом мама ставила огромный чугунок  в центре  длинного деревянного стола, и сразу к нему начинали тянуться детские руки, чтобы успеть ухватить картошину по-больше. В маминых глазах была боль и слезы, как же ей хотелось накормить их досыта вкусной едой.
  Папа Давида был потомственным пекарем. Все мужчины в его семье приучались к этому тяжелому и нелегкому труду с малолетства. В городе у них была своя большая семейная пекарня. С раннего утра и до поздней ночи, стоя у горячих, раскаленных печей, они пекли хлеб, булочки, печенье  по своим особым только им известным рецептам. После октябрьской  революции 1917 года большую пекарню разграбили, разбили. Отец со своими братьями открыл  новую маленькую пекарню. Надо было кормить детей, а ничего другого он не умел делать так хорошо и профессионально. Да, и городу нужен был хлеб. Это поняли и те, кто грабил и бил. Поэтому в пекарне появился человек оттуда, от новой власти, который установил свой порядок и следил за всеми работниками.  Жить после революции стало тяжелее. Теперь семья работала не на себя, а  на новую власть, получая за свой нелегкий труд копейки.
   Давид начинал  свою учебу в еврейской школе. Учеба давалась ему легко, особенно математика. Учителя даже выгоняли Давида с уроков, чтобы он не мешал другим решать тяжелые для них примеры и задачи. Мальчик мечтал вырасти и уехать учиться . Очень тянуло его к точным наукам. В 13 лет по всем еврейским законам Давиду устроили праздник бар-мицва. В подарок от отца он получил Талмуд и молитвенные принадлежности. Все проходило очень торжественно в небольшой синагоге возле дома.
   Давид еще учился в школе, когда его четыре старших брата решили покинуть страну и уехать в далекую Америку. Для родителей это был настоящий удар. Но запрещать и удерживать не стали. После всех  пережитых погромов и притеснений они понимали, что дети должны жить в другом мире. Уезжали не только братья Давида, уезжала лучшая молодежь города, которая не нашла себе места в этом новом послереволюционном мире зла и бесчинства. Братья добрались до далекой Америки. Тяжело трудились, и согласно семейным традициям, открыли свою маленькую пекарню. Об этом они писали в родительский дом в своих коротеньких письмах из далекой стороны.
  После окончания школы Давид объявил родителям, что уезжает на учебу в большой город, где есть университет. Но неожиданно родители воспротивились этому порыву молодого человека. Очень не хотели они отпускать от себя на старости лет своего любимого младшего сына.

- Сынок, я уже в возрасте, мне тяжело, а свое дело я должен  передать детям. Твои старшие братья уехали, не оставляй меня и маму,-  умолял отец.

А рядом, сгорбившись и осунувшись то ли от старости, то ли от тяжелого труда, то ли от всего пережитого,  сидела  совсем седая мама. Она тихонько плакала и гладила своего ненаглядного рыжеволосого сына, свою гордость и счастье, своего Давида.
  Он не уехал. Но не только просьбы родителей остановили молодого парня. Была у него в сердце большая любовь к самой красивой девушке в местечке, от которой отказаться он не мог.